— Кто-то, кого я знаю?
— Человек, который приходил поговорить с вами, в главном доме, прежде чем все рухнуло.
— Какой мужчина, Саша?
— Мужчина с избыточным весом и лысеющей головой. Его фамилия Морозов.
Выражение лица моего дяди мрачнеет, и от него волнами исходит ни с чем не сравнимое чувство ярости.
— Откуда ты знаешь этого человека? Ты встречалась с ним? Разговаривала с ним? Он узнал тебя?
— Нет. Я видела его только издалека. Он… отец капитана, но на самом деле он с ним не ладит, так что я не думаю, что он в этом замешан. Нет, я уверена, что это не так. Они просто кровные родственники, но это на самом деле не значит, что у них одинаковый характер… — я замолкаю. Что я делаю?
Это определенно звучало так, как будто я защищала Кирилла. На глазах у моего собственного дяди.
— Ты будешь держаться подальше от этого человека, его сына и их мира, Саша.
— П-почему?
— Тебе не нужно знать. Переводись в другое подразделение и оставайся в России, где я смогу присматривать за тобой.
— Не мог бы ты, по крайней мере, сказать мне, какое отношение этот человек имел к резне? Я могу поехать в Нью-Йорк и убить его. Я могу..
— Ты не сделаешь ничего подобного! — голос дяди Альберта гремит вокруг меня со смертоносностью бомбы.
Единственный раз, когда он разговаривал со мной таким резким тоном, был, когда он сказал мне бежать, пока я была наполовину ошеломлена. Когда он так сильно оттолкнул меня с пути опасности, он сломал мне руку.
Точно так же, как и тогда, возникает ощущение, что ситуация движется в катастрофическом направлении.
Мой дядя хватает меня за плечи и опускает голову, чтобы посмотреть мне в глаза, его взгляд тверд, полон родительской строгости.
— Послушай меня, Саша. Эти люди — стая волков, которые жаждут только уничтожения. Если ты видишь их, ты идешь в другую сторону. Поняла?
Мгновение я молча смотрю на него, и он повторяет, на этот раз громче:
— Поняла?
Я киваю один раз.
— Ты не можешь рассказать мне больше?
— Нет. Это для твоей же безопасности.
— Как это для моей безопасности, когда я ничего не знаю о причине, по которой мне пришлось потерять всю свою жизнь? Я потеряла своих родителей, своих двоюродных братьев и сестер и почти всех, кого я знала. Разве я не заслуживаю знать, почему их постигла такая судьба?
— Это была просто неудачная деловая сделка.
— Какой тип бизнеса стоит жизни семье? Мы занимались инвестициями и фондовой биржей, дядя? Или было что-то еще, о чем я не знаю?
— Мы законопослушная семья.
— Тогда не мог бы ты рассказать мне, как такая законопослушная семья практически умоляла мафиози вроде Романа Морозова о помощи всего за несколько дней до их окончательного конца?
— Брось это, Саша.
— Но…
— Из всех людей, которые знали о Морозове и его темных методах, я последний, кто остался в живых, и это возможно только потому, что я скрываюсь. Теперь ты понимаешь, почему ты не можешь знать?
Нет. Но я все равно киваю.
— Хорошо — он лезет в карман и достает маленькую синюю конфету. — Майк прислал тебе это. Он уже месяц прячет ее под подушкой.
Я беру ее обеими руками.
— Все в порядке?
— Да. Мы держимся там, но не беспокойся о нас. Просто береги себя.
Немного наверстав упущенное, дядя напоминает мне держаться подальше от всех Морозовых, а затем исчезает в снегу.
Всю обратную дорогу до базы я размышляю о его предупреждениях. Я на девяносто девять процентов уверена, что отец Кирилла имел какое-то отношение к судьбе моей семьи. Если я останусь в армии, я никогда не узнаю связи между этим человеком и тем, что стало со мной.
Дядя Альберт сказал, что мы не будем встречаться и разговаривать, если не возникнет крайней необходимости. Это означает, что мы, скорее всего, не будем выходить на связь в течение нескольких месяцев.
Когда я доберусь до базы, я полна решимости докопаться до истины. Ничто не может помешать мне отомстить. Даже мой дядя.
Несмотря на низкий моральный дух, от которого я страдаю после смерти Нади и Николая, я чувствую себя немного по-другому, когда мельком вижу, как все собирают свои сумки. Тяжелораненые тоже поедут, так как, у Кирилла есть доступ к его собственному самолету.
Очень удобно.
Я собираюсь присоединиться к Максиму и Юрию, чтобы помочь раненым солдатам собрать вещи, когда из ниоткуда появляется стена.
Извините, я имею в виду Виктор.
Он стоит передо мной во всей своей стоической красе.
— Где ты был все это время?
— Снаружи.
— Снаружи где?
— Только снаружи.
Он прищуривает один глаз, но затем указывает за спину.
— Капитан спрашивает о тебе.
— Он..?
Я не знаю, почему я думала, что Кирилл теперь будет избегать любого времени наедине со мной.
Судя по хмурому виду Виктора, он не оценил мой ненужный вопрос.
Я прохожу мимо него и направляюсь в офис. В тот момент, когда я стучу, нервное дыхание покидает меня.
— Войдите.
Я безуспешно пытаюсь не поддаваться его голосу.
В офисе я нахожу его сидящим на передней части своего стола, изучающим какие-то бумаги, и видна только его спина. Твердые мускулы выглядывают из-под тонкой черной рубашки, кажутся жесткими.
— Вы хотели меня видеть? — Спрашиваю я осторожным тоном.
Он не оборачивается.
— С завтрашнего дня ты будешь переведена в шестое отделение.
Мое сердце падает, но я проглатываю это чувство и сохраняю хладнокровие.
— Я имею право голоса в этом?
— Назови мне подразделение, которое ты имеешь в виду, и я посмотрю, что я могу сделать. Шестое и девятое — самые лучшие. Какой из них ты хочешь?
— Я хочу поехать с вами в Нью-Йорк.
Его руки останавливаются на бумаге, и он медленно поворачивается ко мне лицом. Лед его глаз встречается с моими впервые с тех пор, как я вошла в комнату, и, несмотря на их холодность, им удается согреть меня с головы до ног.
Проходит несколько секунд молчания, прежде чем он спрашивает:
— Ты хочешь поехать куда?
— Нью-Йорк. С вами.
— Нет.
— Почему бы и нет? Вы дали всем этот выбор.
— Все, кто приехал со мной из Нью-Йорка. Ты этого не сделала.
— Но я хочу поехать.
— И быть кем?
— Кем бы ни были Максим и другие.
— Максим и остальные будут моей охраной.
— Меня… это устраивает.
— Ты женщина, Саша. — его голос понижается. — Мой дом — не место для тебя.
— Это сексизм. Кроме того, если я могу справиться с армией, я смогу справиться и с этим.
Все еще глядя на меня, он хватается за стол. Его руки сжимаются на краю, а бицепсы выпирают под рубашкой, как будто он удерживает себя от чего-то экстремального.
— Есть одно отличие.
— Что именно? — мой голос понижается, и я снова с трудом дышу.
— Я буду твоим боссом и буду требовать полного повиновения.
— Я понимаю.
— Я не шучу, Саша. Убирайся отсюда, это не военное положение. Это мой закон. Твоя жизнь будет принадлежать мне.
Я снова киваю. Да, возможно, я отправляюсь в более опасное место, чем то, где нахожусь сейчас, но это лучше, чем застрять в той же среде и ничего не делать, кроме как выживать.
Если отдать свою жизнь в руки этого бесчувственного человека, это то, что я должна сделать, значит, так тому и быть.
15
КИРИЛЛ
Понятие дома было мне чуждо с тех пор, как…всегда.
Это не то место, где я чувствую себя в безопасности или даже люблю. Это просто поле битвы, где только более сильный выходит живым.