— Как низко пал могущественны. — я качаю головой, цокая языком.
— Ты здесь — говорит он слабым, едва слышным голосом.
— Ты позаботился об этом, не так ли? — мои губы изгибаются в ухмылке. — Наверное, я должен быть благодарен тебе за то, что ты предоставил мне место в первом ряду, чтобы увидеть тебя в таком виде.
— Сынок… Теперь ты будешь лидером. Ты не можешь… не можешь позволить Константину забрать это… этому болвану…
— Совсем как ты?
— Нет. Ты такой же, как я.… Когда я смотрю на тебя, я вижу себя моложе, сынок.
— Ложь. — Мой голос становится жестче.
— Так и есть, Кирилл. Ты настоящий Морозов. Это… это честолюбие… эта потребность в большем и большем… Неудовлетворенность тем, чего ты достигаешь, у тебя в крови. Наша кровь.
— Прекрати — я наклоняюсь, и он просто улыбается.
— Ты тоже страдаешь от необходимости иметь все, чего ты не видишь… иди все дальше и дальше… И имей все. Но ничего не бывает достаточно… Никого не достаточно…
— Я сказал. Прекрати это.
— Совсем как я — он заходится в приступе кашля, и кровь забрызгивает мои очки.
Он пытается снова надеть маску, но она падает ему на подбородок. Он так слаб, что даже не может нормально пошевелить руками.
Я хватаю его маску, глядя на него сквозь красные капли крови на моих очках.
— Ты убил моих людей, отец. Тех самых людей, которые следовали за мной, доверяли мне и были слепо преданы мне, мертвы, потому что ты мой отец, а я Морозов. Тебе удалось вернуть меня, но это твоя последняя ошибка. Да, я возглавлю наше имя, но я уничтожу все, что ты создавал все эти годы. Я даю тебе свое гребаное слово.
Он кашляет и хрипит, дыхание умирающего вырывается из него навязчивой мелодией.
Я не отвожу взгляда, даже не моргаю, наблюдая за происходящим сквозь красный свет. Я стою там, наблюдая, как мой отец испускает свой последний вздох, все это время держа маску вне пределов его досягаемости.
Когда его радужки смотрят в никуда, я снимаю маску с его лица и стираю кровь со своих очков его простыней.
Когда я снова одеваю их, мир становится чище, намного чище после потери еще одной несчастной души.
Вот теперь. Пришло время моего правления.
Я не остановлюсь на том, чтобы занять более высокое положение в Братве. Рано или поздно я получу всю эту чертову вещь целиком. Мой отец был прав в одном. Я съем весь мир на завтрак, и этого все равно будет недостаточно.
Когда я выхожу, то вижу, что Виктор и Саша о чем-то спорят. Или, скорее, она спорит, а он выглядит так, словно раздумывает, похоронить ее живой или мертвой.
— Ну и что, что она его мать? Она не имеет права бить его.
— Как я уже говорил, ты не вмешиваешься ни во что, что связано с семьей босса.
— Кто сказал? И я не знала, что ты такой домашний кот, Виктор. Ты ведешь себя так жестко, но на самом деле это всего лишь белый шум.
— Осторожнее, ты, маленький неуважительный ублюдок…
— Я теряю к тебе уважение, пока мы разговариваем.
Наконец, они замечают мое присутствие, и их препирательства прекращаются.
Я смотрю на Виктора:
— Мой отец мертв. Объяви об этом, прими меры и сделай все возможное, чтобы получить завещание от адвоката.
Он замолкает на секунду, прежде чем приходит в себя.
— Да, сэр.
Саша, однако, остается замороженной еще долго после того, как Виктор исчезает за углом. Ее губы приоткрыты, поза напряжена, и она выглядит так, словно увидела свой худший кошмар.
— Что значит «мертв»? Он не может…
— Он не может? — я повторяю.
Она открывает рот, но он снова закрывается, потом открывается, как рыба, вытащенная из воды.
— Умриии! — Пронзительный женский крик наполняет воздух, когда моя сестра нападает на меня с ножом.
Как говорится, дом, милый дом.
16
САША
Я думаю, мне не нравится это место.
Вычеркни это. Я уверена, что нет.
С тех пор как мы сюда попали, это было одно шоу уродов за другим. И это о чем-то говорит, учитывая все бедствия, которые я оставила позади в России.
Во-первых, есть женщина, которая заискивала перед бесчувственным монстром Кириллом, но назвала меня подозрительной. Затем мы перешли к странной матери, которая категорически попыталась выгнать своего сына, как только он вошел, а затем дала ему пощечину.
Я даже не успела переварить все эти события, когда Кирилл так холодно и бесстрастно объявил, что его отец умер.
Например, человек, ради которого я проделала весь этот путь, чтобы узнать, что случилось с моей семьей и почему они стали мишенью, ушел. У меня были все эти стратегии, чтобы сблизиться с ним, но сейчас ни одна из них не сработает по очевидным причинам.
Я все еще пытаюсь обдумать последствия, когда другая сумасшедшая женщина бросается на Кирилла со спины, держа в руках большой кухонный нож.
Обычно люди замирают в подобных ситуациях. Я, конечно, сделала это давным-давно, когда мои кузены были убиты у меня на глазах. Я не могла пошевелиться и даже подумывала о том, чтобы умереть прямо здесь и тогда.
Однако сейчас это не так. Я не знаю, может быть, это из-за военной подготовки, но мои рефлексы стали острее, а время реакции увеличилось со средней до молниеносной.
За долю секунды я хватаю Кирилла за плечо и начинаю разворачивать его. Я слишком поздно понимаю, что если я оттолкну его с дороги, то буду той, кто получит удар ножом в мое все еще заживающее плечо.
Но это меня не останавливает. Как раз в тот момент, когда я думаю, что успешно оттолкнула Кирилла, он без особых усилий отталкивает меня с силой, которая отбрасывает меня к стене. Боль взрывается в моем поврежденном плече, но мое здоровое плечо принимает на себя большую часть удара.
Нож рассекает его руку сбоку, и из нее вытекает кровь, окрашивая его белую рубашку в ярко-красный цвет, а затем капает на пол.
Из-за силы ее выпада девушка, которая выглядит примерно моего возраста, врезается в стену рядом со мной. В мгновение ока она выпрямляется, в ее глазах, которые чуть темнее, чем у Кирилла, светится ярость. Хотя волосы у нее светлые и длинные, доходящие до подола шелковой ночной рубашки и путающиеся в пуговицах.
Она крепче сжимает нож, с которого капает кровь, и многозначительно смотрит на Кирилла. Он даже не обращает внимания на свою рану и не проявляет никаких признаков дискомфорта.
Иногда я задаюсь вопросом, человек ли он на самом деле или робот в образе человека. Чем больше я вижу его холодную реакцию на события, тем больше убеждаюсь, что его внутренности более ледяные, чем эти пугающие глаза.
— Привет, Карина. Означает ли это приветствие, что ты скучала по мне?
— Я убью тебя! — рычит она сквозь стиснутые зубы, затем снова бежит в его направлении.
На этот раз я достаточно быстра, чтобы схватить ее сзади. Я выкручиваю ее свободную руку, и когда она начинает сопротивляться, я использую силу, чтобы прижать ее к ее спине.
Она вслепую машет ножом в воздухе и чуть не режет меня. На самом деле, она это делает, судя по отсроченному ожогу на моей шее.
Но мне удается выкрутить ей другую руку и развернуть ее. Она теряет хватку на ноже, и тот со звоном падает на землю. Девушка все еще брыкается и бьется обо мне, полностью сосредоточив свое внимание на Кирилле.
— Борись со мной, ты, гребаный трус! — кричит она. — Борись со мной!
Неужели эта крошечная девочка действительно просит Кирилла подраться с ней? Даже те, кто служил в армии, никогда этого не делали, прекрасно зная, что проиграют.