— Кстати, Вирджил, — перебил его англичанин, — о передачах на кризисные районы тоже не мешало бы подумать. От этого зависит репутация и престиж вашего радио.
— Думать о чем?
— В феврале восьмидесятого мой коллега Роберт Фикс из «Таймс» был в Кабуле. Он слушал в гостинице «Голос Америки», когда директор сообщил, что в тот самый момент в центре города ведутся ожесточенные бои. Боб с балкона прекрасно видел это место. Не было ни дыма, ни огня, ни автоматной трескотни, ни взрывов. В форте Бела Хиссар было абсолютно спокойно. Единственный афганский солдат сидел и пил чай. Боб Фикс тогда позвонил в Лондон и сказал, что «Голос Америки» передает чепуху, если не сказать большего.
— А в июне того же года, — подал голос молчавший до сих пор западный немец, — ваше радио, а за ним и Би-би-си передали, будто один из афганских лидеров убит в перестрелке на заседании революционного совета. Наш парень из гамбургского «Конкрет» через три дня брал у него интервью. У живого и невредимого.
— Это случается не только с нами, — парировал Чип. — Вспомните недавнюю историю в «Нью-Йорк таймс мэгэзин». Она опубликовала заведомую фальшивку своего стрингера[6], который будто бы участвовал в одном из боевых рейдов «красных кхмеров». Оказалось, что он все это выдумал, не выезжая из Испании.
«Лучше бы он об этом молчал», — подумал Маккормик, но ничего сказать не успел, ибо вмешался корреспондент.
— А мне казалось, что это тоже ваша работа на кризисные районы. По крайней мере стрингер, которому наши ребята устроили допрос с пристрастием, упорно молчит о том, кто его надоумил состряпать этот материал.
— Не будем считаться, — сказал Чип, — но если говорить честно, доверие к прессе падает повсеместно. Уж, конечно, вовсе не мы заставляли Джанет Кук из «Вашингтон пост» придумывать ее «эмоциональный репортаж» о восьмилетием наркомане, за что она получила премию Пулитцера. Наркомана не было, премия была.
— Что и говорить, — поддержал Вирджила рыжеватый. — Если в фильме «Вся президентская рать» нас показывали героями, то недавно я посмотрел другую ленту — «Без злого «умысла». Нас уже выставляют людьми беспощадными и безответственными.
— Наверное, в этом тоже был злой умысел русских, проникших и в Голливуд, — с нескрываемой насмешкой буркнул француз. — Но об этом в ваших предупреждениях о советской пропаганде ничего не говорится.
Чип чувствовал себя не в своей тарелке. Он видел, что люди, вроде бы с интересом воспринявшие его появление, почему-то встретили его слова в штыки. Многие уже вовсе не участвовали в беседе, сгрудившись возле бара. Чип вышел на кухню попросить у хозяйки еще чашечку кофе. В коридоре его поймал парень в очках.
— Не обижайтесь, мистер Чип, — тихо сказал он ему. — Критическое восприятие любого проекта — это прерогатива свободной прессы. Парни не очень любят, когда на них так явно давит одно из правительственных ведомств. Они сопротивляются, хотя будут делать все так, как от них требуется. Уж мы-то с вами это знаем.
— Насколько я понял, Вирджил, вашему проекту более всего необходима информация не столько официальная, доступная всем, сколько приватные сведения, в том числе слухи, просто сплетни и анекдоты? — спросил Чипа один из американцев, когда тот вернулся в комнату.
— Это симптомы, по которым можно судить о назревающих тенденциях и прогнозировать их развитие, — ответил за него Дик, — ведь дыма без огня не бывает. Особенно важны сведения тех, кто сам тянется к вам как к представителям свободной прессы.
— Конечно, — подхватил Чип. — Скажем, внезапный звонок, просьба о встрече…
Все мгновенно оживились.
— Звонят, просят… К нам в «Нью-Йорк таймс» бывает, что звонят, особенно те, кто в конфликте с властями или желает эмигрировать. И попробуй им отказать, объяснив, что это не входит в миссию корреспондента.
— Я уже знаю всех зверушек в часах на театре кукол. И они меня тоже. Звонящие к нам предпочитают почему-то встречаться только там. Словно мы тоже марионетки из этого театра, — перебил немец.