— Куда?
— В Дели, говорю.
— Что я там потерял?
— С той же миссией от УМС. Остальное на месте.
— Ты это серьезно?
— Вполне. Билет уже у меня. Все формальности согласованы. Можешь зайти в консульство, поставят визу. Что-нибудь тебе в дорогу купить? Сувениры, матрешку?
— Можешь сам залезть в свою матрешку.
— Все верно, за дурную весть всегда наказывали гонца.
— Извини, дружище, я не хотел.
— Чего уж там, я понимаю.
Положив трубку, Дик открыл сейфы, достал личный шифрблокнот и, немного повертев в руках авторучку, стал писать:
«Джеймсу. Лично!
Человек улетает сегодня.
Конфиденциально для вашего сведения: относительно известного вам проекта по линии прикрытия настроен весьма скептически. Имеет и высказывает идеи, которые могут негативно сказаться на его реализации. Краткую стенограмму его высказываний на этот счет вышлю почтой. Майкл».
Дик внимательно перечитал написанное. Хотел было вычеркнуть последнюю фразу, но передумал. Ничего, стенограмму он подготовит. Игра стоит свеч.
В тот день, когда он провожал Чипа в аэропорт, дружески балагурил, всучив ему все же коробку с матрешками, телеграмма ушла в Лэнгли.
Чип открыл глаза, когда самолет уже начал заходить на посадку. Состояние, в котором он пребывал, было трудно назвать сном, скорее всего — забытье. Пребывая в дремоте, подсознательно он продолжал фиксировать движения пассажиров и стюардессы по салону, отдельные обрывки фраз, чей-то смех. Равнодушно отметил, как ему показалось, неестественный восторг канадца, изумленного видом гималайских вершин. Он впал в дремоту, из которой его вывел глубокий вираж самолета.
Трудно было вообразить, глядя сверху на скопление одноэтажных, казалось, глинобитных строений, что это столица древней, сказочной Индии… Легкий толчок, в реверсивном режиме взревели двигатели, притормаживая лайнер.
Вчера, прощаясь с ним в «Шереметьеве», Дик заметил:
— В Дели о твоем приезде знают и в посольстве и в представительстве УМС Встретят тебя как турецкого пашу или как самого Дж. Ф. К.[7]
— Не возражаю, — отреагировал Чип, — только без Ли Харви Освальда.
Дик имел в виду сердечность, с которой встречали за границей Джона Кеннеди, а получился мрачный каламбур. И позже, вплоть до сухого, почти официального рукопожатия у стойки таможни, оба хранили неловкое молчание. Чип полагал, что он брякнул какую-то бестактность, обидев Дика, который, видимо, немало сделал, чтобы его миссия в Индии была яркой и, главное, недолгой. Дик был смущен и поставлен в тупик этой репликой. У него возникло подозрение, что Чип начинает догадываться об операции, которую какой-то зубоскал в Лэнгли окрестил «Челночный веер». Так они и расстались.
У стойки иммиграционной службы Чип сразу выделил американца, который явно кого-то ожидал. Его глаза бегло переходили с одного входившего пассажира на другого. Можно было держать пари один против тысячи, что встречают его. Действительно: их глаза встретились, лицо американца у стойки дрогнуло то ли в кивке, то ли в поклоне, губы сжались в подобие улыбки, и он быстрым, уверенным шагом пошел навстречу Чипу. «Профессионал!» — отметил уважительно Вирджил и тоже улыбнулся встречавшему.
Роберт Маклафлин, советник представительства УМС по связи с общественностью, перспективный сотрудник делийской резидентуры ЦРУ, плохо спал в ту ночь. Не помогало и снотворное. Не потому, что он боялся проспать и не успеть к самолету, которым прибывала важная птица из штаб-квартиры УМС. Его беспокоило другое: он так и не решил, как вести себя с этой «птицей». Когда телетайпистка принесла телеграмму, извещающую о приезде некоего Вирджила Чипа, Роберту все было понятно: руководство из Вашингтона инспектирует работу периферии. Но затем началось непонятное.
Утром срочно вызвали в посольство. Посол Бэрнс убеждал Маклафлина в «чрезвычайной важности миссии мистера Чипа», необходимости не только показать работу, но и «условия, в которых мы здесь живем», страну целиком. И закончил монолог фразой: «Чем дольше у нас пробудет мистер Чип, тем лучше для нас и для Вашингтона, вам понятно?» Роберт сделал вид, что ему все понятно.
«Второй звонок» был от резидента ЦРУ Бертрама Данна, который без околичностей сообщил Маклафлину: на него возложена ответственность за успех «миссии мистера Чипа». Эта миссия имеет не только (Роберт понял, что не столько) пропагандистский характер, сколько контрразведывательный. Речь, мол, идет о разоблачении «крота» — глубоко законспирированного агента противника в штаб-квартире ЦРУ.