— Запомни моего приятеля, Самир, — обернулся он к сонному мужчине в комбинезоне. — Мы с ним сейчас заберем у тебя ключи от этих красавиц…
Самир равнодушно пожал плечами, порылся в широком кармане и извлек оттуда две небольших сцепки ключей. Разложив их на мозолистой ладони, он подумал мгновенье, потом протянул одну Селиму, другую Мишелю.
— Проверять не будем, ты свое дело знаешь, — кивнул Селим в сторону «мерседесов». — А заберем их на днях, так что жди — придем за машинами порознь, как всегда.
Самир безразлично кивнул. Было видно, что он давно уже привык ко всему и ничему не удивлялся. И все же Мишелю показалось, что он перехватил мгновенный взгляд, брошенный на него Самиром, словно тот оценивал его или хотел запомнить.
Мишель взял протянутые ему ключи. Они были прикреплены к потертому металлическому брелоку с изображением знака зодиака — «скорпион».
— Значит, бывший хозяин твоей машины родился под «скорпионом», — объяснил Селим, бросив взгляд на брелок в руках Мишеля. — А моей…
Он взглянул на брелок на ключах, врученных ему Самиром, и рассмеялся:
— А на моих — «дева», мой зодиак! Видишь, какое совпадение? Хороший знак, мне, как всегда, повезет, парень. Вот только тому, кто до меня гонял этот бежевый «мерседес», не повезло…
Мишель вопросительно взглянул на него.
— Конечно же, не повезло, если у него отняли машину, — пояснил самым обыденным тоном Селим. — Да и твоего «скорпиона» наверняка выкинули из-за руля где-нибудь среди бела дня. Как это пишут газеты — угон машины «по-ливански»: обгоняют машину, останавливают ее, пистолеты в руках… давай ключи и выматывайся!
Мишелю опять стало не по себе. Ему вдруг показалось, что он стоит в болоте, которое медленно, но упорно засасывает его — все глубже и глубже. «Назад хода нет» — вспомнилось ему любимое выражение Селима.
— Как пишут в книгах, которые мне давал Дед, для нас это не уголовное дело, а политическая борьба, — сказал Селим. — И пусть твоя еще чересчур нежная совесть будет спокойна. В борьбе против такого дьявольского наваждения, как коммунизм, хороши все средства!
Сонный Самир уже отошел, и теперь они стояли между серым и бежевым «мерседесами», ключи от которых лежали в их карманах.
— Да разве шейх… коммунист? — не выдержал Мишель беспардонной болтовни своего партнера. — Горный князь, феодал. Да он сам шарахается от красных, как правоверный мусульманин от свинины. А ты говоришь… коммунизм!
Селим с интересом посмотрел на него.
— Ого, парень! Да у тебя начинают прорезываться зубки. Это хорошо, а то я думал, что ты совсем уж размазня. А такой, как сейчас, ты мне больше нравишься, я начинаю тебя уважать… — В словах его звучала насмешка, но насмешка дружелюбная. — …может быть, скажешь еще чего-нибудь?
— А что говорить? — будто выпустив пар, сник Мишель. — Не знаю, что ты там вычитал в книжках, но терроризм есть терроризм и преступление есть преступление, какими бы красивыми и высокими словами их не называли. И не за политическую идею мы с тобой занимаемся вот этим… — Он кивнул на бежевый «мерседес», прислонившись к которому стоял Селим, и продолжал: — Просто ты хочешь заработать большие деньги… Может быть, чтобы стать потом уважаемым бизнесменом, а может быть, даже и большим политиканом… да разве ты такой в Ливане один? Как у нас говорят — каждый строит себе свой собственный магазин… — Мишель с отвращением тряхнул головой. — А я… ты знаешь, почему я сейчас здесь с тобою. И плевать мне на твои идеи, которых ты нахватался не знаю там у кого!
— Все? — спокойно дослушал его Селим. — А теперь… Неужели же ты считаешь меня таким дураком? Да, мне нужны деньги! Да, я хочу выбраться из той ямы, в которой оказался в этой проклятой стране, где все болтают о политике и все занимаются уголовщиной! Да, я такой же, как все. И ты станешь таким же, как все, или не выживешь, пропадешь, потеряешь все, как я. Конечно, мы с тобою лишь мелкие сошки, и нам перепадают лишь крохи от больших кусков пирога, которые хапают те, кто стоит над Фади и такими, как мы и он. Но дай мне только сделать мой первый миллион, а дальше дело пойдет, вот увидишь, не я первый и не я последний. Кто-то сказал, что в основе каждого богатства лежит преступление. Ну и что? А я не хочу барахтаться в нищете, я хочу стать миллионером, а уж тогда вещать с колокольни высокой морали.
Он вдруг успокоился и дружелюбно, с сочувствием улыбнулся Мишелю:
— Ты — чудак, какие давно… ох как давно мне не попадались.