«В воскресенье, 8 июля, около четырех утра, возле перекрестка улиц Альберта Эйнштейна и Пьетра Папа, произошла автомобильная авария. «Мерседес» врезался в газетный киоск. Хозяин машины исчез. В кабине на переднем сиденье обильные следы крови. Ветровое стекло от удара о киоск выбито. При анализе осколков удалось установить, что на уровне головы водителя в стекле имеются два пулевых отверстия. Стреляли, по-видимому, из-за газетного киоска, револьвер 36-го калибра».
Второй документ-доклад полицейского патрульного:
«8 июля в восемь часов пятнадцать минут утра мы наткнулись на труп мужчины в подворотне на улице Пьетра Папа. По документам убитого удостоверились, что разбитый «мерседес» принадлежит автотуристской компании «Братья Бернаделли». Он был взят напрокат два дня назад. Очевидно, стрелявший уложил человека со второго выстрела. Пуля прошла чуть выше левого глаза навылет. Затем кто-то вытащил труп из машины и оттащил в подворотню. Золотой перстень и бриллиантовые запонки на сорочке не тронуты. Никаких следов насилия. Похоже, что смерть наступила сразу. Машина, потеряв управление, врезалась в киоск».
Мольтони попросил вызвать к себе в кабинет автора доклада. Им оказался молодой, но какой-то неуклюжий полицейский, который к тому же заикался и, стараясь скрыть этот дефект, говорил нараспев…
— Вы все отразили в рапорте?
— Наверное, все, мне так кажется, синьор следователь.
— Что значит «наверное» и «кажется»? Можно ли поточнее? — Мольтони сразу же начало раздражать «пение» полицейского.
— Ну можно еще сказать, — топтался на месте полицейский, — что на асфальте, возле того места, где лежал покойник, осталось темное пятно крови…
— Там, где находилась голова? На уровне раны?
— Нет, пожалуй, чуть пониже… Возле шейной аорты…
— Занесите эту деталь в протокол. Все может пригодиться.
— Да, еще в кармане брюк убитого обнаружен использованный авиабилет, приобретенный в Сайгоне на имя Джона Ли. Иностранец. Судебно-медицинская экспертиза заключила, что жертва потеряла много крови после того, как тело вытащили из машины.
— На чье имя билет?
— Джона Ли. Вас это удивляет, синьор следователь?
— Нет, очень радует. Вываливайте все на бумагу. Может быть, вспомните еще какую-нибудь деталь… А то больно уж густые тени лежат на этом преступлении…
Да, уголовное дело № 133 можно было вытаскивать из сейфа. Наконец-то нашелся друг Кларетты. Правда, мертвый, но все же нашелся. Мольтони сразу же учуял определенную схожесть, «единый почерк» преступлений. Жертвы не подвергались никакому насилию, убийство в обоих случаях совершено не с целью ограбления. Правда, в одном случае жертву задушили, в другом — застрелили. И в том и в другом случае у трупов была взята кровь.
В тот день Марио Мольтони вернулся домой поздно. Уголовное дело № 133 продолжало висеть на нем, и в его расшифровке он не видел пока реального просвета, тем более, что приходилось заниматься расследованием других дел. И вдруг он почему-то вспомнил давнишний телефонный разговор с начальником таможенной службы аэропорта Фьюмичино. Альберто Сарти высказал откровенное недоумение по поводу какого-то багажа из Сайгона — контейнера с шестью полиэтиленовыми пятилитровыми канистрами, поступившего на адрес частной фирмы «Омега рисёрч» по производству вакцины от полиомиелита. «Мы никогда не догадались бы, чем заполнены канистры, — говорил Сарти, — если бы одна из них не открылась при транспортировке. Из контейнера потекла… кровь».
Мольтони поинтересовался: какая кровь? Сарти ответил: «Человеческая кровь, смешанная с консервантом цитрата натрия. Чтоб не сворачивалась. Это показал анализ, который по нашей просьбе сделала криминально-техническая лаборатория. Четко выраженной группы крови нет. Сплошная мешанина…»
Мольтони спросил, не проходил ли подобный груз прежде через таможню. «Эти контейнеры попадались нам на глаза уже несколько раз. Однако документы на них оформлялись с грифом дипломатической неприкосновенности, и мы пропускали их беспрепятственно», — разъяснил Альберто Сарти. Мольтони отошел от окна и подумал: «Завтра стоит проверить эту частную богадельню. Глядишь, что-нибудь высечем…»