— Ну, может, и верно решили. В Касимовском ханстве правит хан Саин-Булат, пользующийся особым расположением государя. Иван Васильевич многих воинов касимовских землей одарил. Это добре, что не забыл и наших славных воинов. Им действительно треба узаконить права, а то потом не найдешь земли своей. И вовремя, поход обещает быть долгим.
— Значит, не гневаешься на меня?
— Гневаюсь, но прощаю, — улыбнулся Дмитрий. — Когда должны вернуться касимовцы?
— Крайний срок — понедельник.
— Ладно, они соберутся быстро, дождемся.
— Ну, а остальных ныне вечером объеду и оповещу.
— Коли кто не может идти в поход, тут же извести меня.
— Да я, почитай, каждый день наших вижу, кого на подворьях соседских, кого на рядах. Горбун вон опять в скандал попал с бабами своими.
— А у него чего?
— Так передрались его торговка и купчиха. Осип же неугомонный. То одну затащит к себе, то другую, и это уже который год длится. Может, думал, бабы не ведают про то. А они не дурнее Горбуна. Сошлись на подворье его, шума было, как на сечи сотен супротивников.
— И когда успокоятся? Женить его треба.
— Треба, да только где подходящую порядочную девицу или бабу отыскать? Сколь уже пытались. Так с Клавой и Зинкой и крутится.
— В походе ему не до них будет.
— Это так, хотя кто знает, может, казачку какую встретит.
— Вот то было бы самое лучшее.
— Не спорю.
— Ладно. Поехал я, Гордей. В воскресенье встречаемся у меня.
— Понял. Дружина будет.
— Обоз тоже. Пока, Гордей!
— До свидания, князь!
— Пока, Влас! — крикнул воевода ратнику.
— Всего доброго, Дмитрий Владимирович!
Савельев проехал к себе на подворье. Ульяна с сыном были уже там и сидели на лавочке у крыльца дома. Служка Прошка, впрочем, теперь уже вполне взрослый холоп Прохор, открыл ворота. Савельев соскочил с коня, передал ему поводья.
— Какие будут указания Дмитрий Владимирович? — спросил подошедший к князю ключник.
— Да никаких, Семен, все, как всегда.
— Понял.
Савельев присел рядом с женой и сыном:
— А чего не у родителей?
— Погостила и хватит, да и отец был не в настроении.
— Испортил я тебе праздник, Ульяна?
— Что об этом говорить? Ты ни при чем, это все гордыня отца и матушки. А больше — влияние других вельмож. Мне ключник говорил, к отцу последнее время часто бояре заезжать стали. Собираются в горнице, закрываются и речи ведут. О чем, неведомо, у нас подслушивать не принято.
— Напрасно так ведет себя Степан Гордеевич, — вздохнул Савельев. — Один за другим вскрываются заговоры против царя, соответственно, заговорщиков ждет опала. Как бы отец твой не попал в нее. Лишится ведь всего.
— Я не думаю, что мой отец способен выступить против своего государя.
— Он, может, и не способен, но подтолкнут бояре на шаг необдуманный, всего лишь один, и, считай, пропало.
— Я говорила ему, а он слушать не захотел, мама тоже.
— Ну, тогда след только ждать, что будет. Может, и на самом деле безобидные беседы ведут затаившие обиды бояре. Но, признаюсь, я в это не верю.
— А все эта опричнина! До нее как спокойно было! — воскликнула княжна.
— Царь не мог поступить иначе, зарвались бояре некоторые. Слышал, многие на сторону Литвы перешли, кто-то к крымскому хану в вассалы подался. А чтобы там прятаться, одного добра, взятого из Руси, мало, надо быть нужным западным и южным правителям. А это измена. Но… Ульяна, давай не будем о том. В общем-то государь хорошо относится к твоему отцу.
— Ой, Господи! Я ж не спросила, чего тебя царь вызывал? — встрепенулась Ульяна.
— Уехать мне придется, Уля.
— Опять?
— Опять.
— Далеко?
— Почти туда же, где был.
— К Дону и дальше?
— Да.
— И не видишь даже, как сын растет.
— Служба государева, Уля, пора бы давно привыкнуть.
— Да я привыкла, но знаешь… да чего уж говорить о том, что много раз было сказано. Надо собрать тебя.
— Пока не надо, у меня в запасе три дня. Я сам прислуге накажу, что треба уложить в суму, ну а доспехи и оружие всегда в доме. — Савельев поднялся и посмотрел на жену:
— Все, Уля, давай прекратим этот разговор. Понимаю, тебе больно оттого, что муж вновь уедет в неизвестность и неведомо, вернется в обрат или нет, но иначе я поступить не могу. Кто-то должен стоять за интересы государства.
— Да только немногие то делают.
— Эх, Ульяна, боюсь, скоро всем несладко придется.
— Ты это о чем, Дмитрий?
— Слишком суетятся султан Великой Порты Селим да хан крымский Девлет. Казна их пустеет, а значит, что? Значит, могут двинуть и на Русь вместе с союзниками своими, и тогда каждому русскому придется брать в руки оружие и биться с ворогом насмерть. И холопам, и торговцам, и дворянам, и боярам знатным. Никого та участь не минует.