– Вот, господин капитан, – улыбнулся Синицын, протянув мне шпагу с эфесом, богато украшенным золотом. – Генеральская, с француза сняли. Это в подтверждение, – он показал зажатую в другой руке шитую золотом двууголку с перьями поверху.
– Спрячь, – сказал я. – Пригодится.
– Зачем? – удивился ротный.
– Это наши с вами ордена, Антип Потапович, – ответил я, повысив голос. – Не каждый день удается отбросить неприятеля, убив при этом вражеского генерала. После боя буду хлопотать о наградах для офицеров и нижних чинов. Думаю, не откажут.
Глаза юных прапорщиков, слышавших этот разговор, вспыхнули восторгом. А вот ротные не обрадовались. Получение любого ордена Российской империи, за исключением Святого Георгия, требует от награжденного единовременного взноса в Орденский Капитул. Причем, не маленького. Например, за Анну самого низшего, 3-го класса – 20 рублей. Большие деньги для вчерашних унтеров. Потому после Бородино они просили чины вместо орденов. Со взносом можно не спешить, его не требуют немедленно, но Орденский Капитул не отстанет. И неважно, что со временем кавалеру ордена можно рассчитывать на пенсион. Во-первых, не всем его дают, во-вторых, дожить нужно.
– А что в ранцах французов, Антип Потапович? – спросил я, уловил настроение ротных.
– Вы были правы, Платон Сергеевич, – кивнул он. – Есть дуван. Толком не смотрели еще, но в некоторые заглянули. Дорогие ткани, посуда, попадается и серебряная. Топоры и пилы заодно прибрали. Справный струмент, сгодится. Какие будут приказания?
– Забирайте все и отходим к монастырю, – велел я.
– Почему? – удивился Синицын. – Так славно повоевали! У нас даже раненых нет, а французов много побили.
– Потому что во второй раз не выгорит, – вздохнул я. – Отходим.
Офицеры козырнули и ушли распоряжаться. Я хмуро смотрел, как роты строятся. Настроение изменилось, на душе стало сумрачно. Да, нам повезло, но повторять один и тот же прием дважды… Это одинокого стрелка на Днепре французы не могли долго достать. Попробуй выцели его в густых кустах! А у меня сотни солдат, за зарослями стояли плотно. Река узкая, дистанция для стрельбы плевая, кусты для пуль не преграда. Покрошат в фарш.
В том, что я прав, убедился еще на подходе к холму. За рекой зарокотали барабаны и послышался мерный топот тысяч ног. Вскоре противоположный берег заполонили солдаты в белых мундирах с цветными лацканами и в черных киверах с султанами. По команде они вскинули ружья и прицелились в прибрежные заросли на нашей стороне. В следующий миг будто кто-то разом разодрал над лугом огромный и толстый брезент. Противоположный берег заволокло дымом. А по кустам на нашей стороне будто ударили дубиной – полетели ветки, листья, различимые даже с расстояния в несколько сот метров.
– Ну, что убедился? – спросил я Синицина.
Тот мрачно кивнул. Не прошло минуты, как итальянцы, а это были они, повторили залп. Потом еще и еще. Дошло даже до юных прапорщиков, на чьих лицах поначалу читалось недовольство отступлением. Тревожно оглядываясь, они ускорили шаг, да и солдат подгонять не было нужды. Мы едва встали на верхнем склоне холма, как итальянская пехота на противоположном берегу расступилась, и в образовавшийся проход хлынули всадники. Поднимая фонтаны брызг, кони прыгали в реку, и плыли к нашему берегу. Блядь! Мать вашу за ногу! Из книг историков моего времени я знал, что у Наполеона в Москве почти не осталось кавалерии – менее четырех тысяч всадников на всю Великую армию, из-за чего, к слову, и не вышел стремительный бросок к Калуге. Императору даже пришлось формировать из гусаров и уланов пехотные полки. Но у вице-короля Италии кавалерия нашлась. Писец. Это пехотинцу преодолеть глубокую, пусть и не широкую реку проблема, для кавалериста – ерунда. Кони переплывут ее вмиг.
– Батальон, в кучу сбейся! – завопил я, надсаживая глотку. – Живо, бабы беременные, мать вашу! Урою!
Ругаться, конечно, нехорошо, тем более, интеллигентному человеку с медицинским образованием. Но тот, кто так скажет, никогда не воевал. Мат в бою позволяет преодолеть цепенящий тело страх и побуждает к действию. Закричали ротные, щедро раздавая новобранцам затрещины. Бывшие унтера знали дело: через несколько минут каре, больше походившее на овал, ощетинилось штыками. В наружных рядах – новобранцы в серых мундирах, во второй шеренге – ветераны в зеленых. Все правильно: стрелки из новичков никакие, так пусть хоть штыками тычут. Офицеры – внутри, каждый возле своей роты, я – в центре. За спиной – верный Пахом. Остался, хотя перед боем я отсылал его к коноводам. В руках денщик сжимал трофейный топор на длинной ручке с окованным медью концом топорища. Ну, ну…