Строгий усатый унтер с осторожностью протянул её обратно солдату и, кхекнув, подкрутил свои седые усы:
– Стало быть, в порядке здесь всё, и печать их благородия, как ей и положено, на доку-ументе тоже имеется. А я чего остановил-то тебя, паря? Всех вроде знаю ваших, а тут гляжу, незнамо кто вот по энтой нашей улице-то идёт. Из молодых егерей ты, чё ли, будешь, родной, а-а? Да не-ет! – сам же себе он тут же и ответил. – А вон и хвост волчий на картузе-то у тебя нашит сбоку. Значится, не из кутят, выходит, ты, а ужо серьёзный, стреляный егерь-волкодав.
– Да вот уже с полгода, как я в особой роте. Опосля того, как перешёл в неё с орловского пехотного, – пожал плечами Воробей. – Ещё с того самого майского Туртукая, где мы с генералом Суворовым наголову турку разбили. А потом, стало быть, и Гуробалы были, и Карасу, и Селистрия, Кючук-Кайнарджи, Гирсово, – загибал он пальцы уже на обеих своих руках. – Ну и Варна эта, чтоб ей! Будь она проклята!
– Это да-а, – вздохнул сочувственно старший унтер. – Эко потрепало-то ведь наших тогда, осенью, под ней! Да и вам, я знаю, тоже тогда здо-орово досталось? А в Бухаресте-то вы и не были, почитай, совсем, аж чуть ли даже не до середины ноября ваши квартиры здеся у окраины пустовали. Вот оттого-то я, видать, и не углядел тебя среди всей вашей роты. Вы-то всё ажно с самой весны на своих дальних выходах с нашей полевой армией были. А ведь когда-то и сам я в походах под полковые барабаны ходил. От Астраханского пехотного, с капральства, да после тяжкого ранения меня уже сюды взяли, – и унтер с гордостью потёр на своей груди медаль за прошлую, прусскую войну. – Ну ладно, касатик, иди уже, куды и сам ты шёл, не задерживаю я тебя более. И Карпычу привет от меня передавай, скажи, что от Фотеича, из комендантских, уж он-то меня знает. Да и Цыган этот ваш, как его, Федька вроде? Тоже, чай, про меня не забыл, – и, усмехнувшись в усы, пожилой унтер повёл свой патруль дальше.
– …Четвёртый плутонг в строю все, Ваше благородие! – доложился унтер Зотов.
– Дозорное звено, вашбродь, все на месте! – выкрикнул из головы строя капрал Лужин.
– Тыловая группа, в строю двое, ваше благородие, все остальные на подготовке к ужину, – отрапортовал командир тыловой группы Ёлкин.
Отсутствующих в роте не было, из увольнительных к месту расположения все возвратились вовремя и без замечаний, и командир егерей вздохнул с облегчением. В последнее время в Бухаресте было много лишней суеты. В армейскую ставку зачастило высокое начальство аж из самой столицы. Прибыло и продолжало прибывать немало офицеров из петербургских гвардейских полков, сановников и прочих всяких там титулованных особ. Российская империя готовилась поставить точку в этой затянувшейся кровавой войне, и следующий 1774 год непременно должен был стать победным. Это подсознательно чувствовали все, от рядового пехотинца и до генерала. А уж у «столичных» на это дело нюх был всегда особый! Ведь там, где светит виктория, – там обязательно будут ордена, чины и большие премиальные, и там будет возможность выделиться, блеснуть в глазах высоких сиятельных особ, а возможно, что даже и перед самой императрицей. Вот и фланировали сейчас высокие господа в центральных районах большого, чужого города, скучая и томясь без дела. А тут на́ тебе, простой солдатик идёт в своей егерской шинельке.
– Да как ты честь отдаёшь, мерзавец?! Почему сапоги у тебя не почищены и на штанах брызги от грязи?! Что за хвосты такие на картузе и почему букли, зараза, не накрутил! А коса у тебя отчего плохо напудрена?!
Да мало ли до чего может придраться какой-нибудь заезжий ротмистр или, скажем, полковник, тем более под играющую в его крови черешневую палинку, сливовую цуйку или даже благородное французское, выкушанное в местной ресторации.
Но в этот раз пронесло, воскресный день тревог и волнений не принёс, и капитан-поручик Егоров приготовился распускать своё подразделение для принятия пищи.
– Рота, со вторника все построения на улице перед тем домом, где лежит наш раненый Афанасий! Леонид, пробей сигнал «к столу»! – Алексей кивнул барабанщику, и над городскими предместьями раздалась дробь барабанного боя. – Рота, для принятия пищи разойдись!
Глава 2. Понедельник
В понедельник в главном квартирмейстерстве армии, как обычно, царило большое оживление. Полковые начальники и командиры отдельных батальонов приезжали на доклад сами или же высылали на него своих заместителей. Тут проходили многочисленные плановые совещания и сборы по всем возникающим вопросам. Шла кропотливая штабная работа по подготовке к предстоящему этой весной наступлению.