Утренний воздух немного взбодрил его, и он, проходя по знакомым с детства улицам, вспоминал молодые годы, когда его после школы милиции приняли на работу в отдел уголовного розыска одного из районных отделов.
Память редко подводила Кунаева, и сейчас, шагая по знакомой улице, он поименно вспоминал всех друзей, с которыми делил сложности милицейской службы. В настоящее время многие из них уже трудились в других местах, потому что не смогли в сложные времена продолжить работать в милиции.
В отличие от них Кунаев смог приспособиться к ситуации, нашел покровителей и сделал, на его взгляд, неплохую карьеру — стал начальником городского отдела милиции. Только сейчас высокая должность не радовала его. За все в этой жизни надо платить, и теперь, направляясь в МВД, он отчетливо понимал, что для него наступил тот самый день расплаты.
Он вошел в здание и, подойдя к постовому, предъявил свое удостоверение. Постовой дважды перечитал его должность и поднял трубку телефона.
Нервы Кунаева потихоньку стали сдавать — он достал из кармана платок, обтер шею и суетливо комкал в кулаке намокшую ткань.
Наконец, постовой вернул удостоверение и сообщил, что его ждут в приемной министра.
Спрятав удостоверение во внутренний карман мундира, Кунаев, направился вверх по знакомой мраморной лестнице.
Интерьер министерства мало изменился с его последнего посещения: все та же красная ковровая дорожка на лестнице из белого мрамора, да и картины на стене коридора все те же.
Кунаев подошел к приемной и машинально оправил на себе китель, пошитый на заказ полгода назад. Китель сидел на нем отлично, подчеркивая его моложавую спортивную фигуру.
Сделав глубокий вдох, он открыл дубовую дверь и оказался в просторном кабинете. Окинув взглядом помещение, Кунаев увидел стоящий в углу стол, за которым сидел молодой лейтенант.
«Наверное, референт», — предположил Кунаев.
Он представился референту и присел на стул, предложенный молодым человеком.
Лейтенант открыл дверь и вошел в кабинет министра. Он отсутствовал минуты три, показавшиеся Кунаеву вечностью.
— Проходите, министр вас ждет, — торжественно произнес лейтенант и открыл перед Кунаевым дверь.
Тот, поборов робость, вошел.
Министр сидел в массивном кожаном кресле, за большим столом посередине кабинета. И без того щуплая фигура министра в огромном кресле смотрелась совсем комично. Но посетителю было не до смеха.
Кунаев отрапортовал о прибытии и замер. Прошла минута, другая, министр по-прежнему сидел в кресле, не отрывая взгляда от бумаги, которую держал еще до того, как вошел Кунаев.
Приглашения присесть Кунаев не получил и все это время стоял по стойке «смирно».
— Не буду тебе перечислять, что ты нарушил и где ты нарушил, — заговорил министр. — Ты сам все хорошо знаешь. Я тебе доверил город, сделал в нем почти хозяином. Все мы тебе верили и помогали. Но ты не ценил того, что получил. Ты вместе со своим зятем решил поживиться за чужой счет. Это нехорошо. У тебя было два варианта решить проблему — вернуть то, что вам не принадлежит, или все сделать по офицерскому кодексу чести, пустить себе пулю в лоб! Ты не выбрал ни того, ни другого. Ты нам больше не нужен, ни как начальник городского отдела, ни как человек, которому можно доверять. Я как представитель известных тебе лиц передаю их слова: тебе предоставляется еще одна возможность вернуть то, что вы с зятем забрали. Срок — десять дней. А сейчас свободен. В приемной скажут, кому передать дела.
Это был приговор.
Кунаев вышел из министерства и расстегнул верхнюю пуговицу форменной рубашки. Ему не хватало воздуха, и он, тяжело ступая, побрел прочь. Гирлянда его наград позванивала в такт его медленным шагам. Этот звон напоминал ему погребальный.
Он зашел в небольшое кафе и, заказав двести граммов коньяка, выпил залпом без всякой закуски. Потрясенный бармен проводил его взглядом.
Кунаев на большой скорости мчался в Аркалык.
Вот уже несколько часов подряд он анализировал разговор с министром, а вернее монолог министра.
«Что бы изменилось, если бы я мог вернуть деньги? — думал он. — Наверное, все равно случилось бы именно так, как случилось. Вернул деньги — не вернул, для них уже не важно, только за попытку отнять их долю они разорвут на части».
Сейчас для бывшего начальника самое главное было то, что дочка с внуками успела выехать в Германию. Все остальное уже не имело никакого значения.
Еще перед поездкой в Алма-Ату ему позвонила дочь и сообщила, что сумела получить визу в посольстве Германии и в этот же день выезжает из Союза. Эта весть была самой радостной за последние три месяца.
Сейчас он уже знал, что никаких денег вернуть своему Хозяину не сможет — все деньги были у дочери.
Зять своевременно сообщил, где находятся деньги, и попросил Кунаева помочь уладить вопрос с Хозяином. Однако Кунаев решил по-своему. Он хорошо знал, что возврат денег не решит проблему и не остановит занесенный над их семьей меч возмездия. Он не стал ничего возвращать Хозяину, а купил на них валюту и отдал дочери. Это было, наверное, лучшее его решение за всю жизнь.
Кунаев открыл свой кожаный портфель и достал оттуда увесистый конверт. Прикинув на ладони вес, он положил его обратно и, откинувшись на сиденье, закрыл глаза.
Он представил себе удивленные лица руководителей центрального аппарата КГБ, которые прочитают это письмо. На мгновение ему стало даже весело.
«Мы еще посмотрим, кто из нас пожалеет, — думал он. — Больше жалеют те, кто больше теряет. А им есть что терять!»
Он ласково погладил кожу портфеля. Тепло нагретой солнцем поверхности грело не только руку, но и самолюбие. Он плотнее закрыл глаза и задремал.
Утром мне позвонил Кондратьев и сообщил, что Кунаев вчера снят с должности. Вскоре с этой же новостью позвонил Лазарев.
Я сидел в кресле, размышляя о своем разговоре с Кондратьевым, произошедшем два дня назад.
«Интересно, что сейчас предпримет Каримов в отношении меня и Кунаева? Ведь он наверняка прослушал весь наш разговор с Кондратьевым о нем. Я допустил явный промах, недооценив Каримова, втемную использовавшего Кондратьева в игре против меня».
Мне сначала показалось, а потом превратилось в стопроцентную уверенность, что сам Кондратьев не полностью владел ситуацией по этому делу. Получая от Каримова дозированную информацию о движении наркотиков, Кондратьев не знает самого главного — того, что Каримов собственно и является диспетчером всего движения. И пока он этого не знает, все последующие действия будут идти под диктовку Каримова.
Уверенность Кондратьева в непогрешимости Каримова полностью исключила у меня возможность каким-то образом контактировать по этому делу с ним лично. У меня у самого не было официальных показаний на Каримова, а вся оперативная информация в этом деле строилась лишь на догадках и косвенных подтверждениях и по большому счету не стоила ломаного гроша. Мне бы никто, а тем более Кондратьев, никогда не поверил, что Каримов предатель.
С другой стороны, пока Каримов не знает о том, что я владею информацией о его двурушничестве, я могу чувствовать себя более или менее спокойно. Но малейшая утечка может негативно сказаться не только на моих делах, но и на жизни.
Эти люди не дилетанты, если захотят убрать, сделают это без шума и пыли, профессионалы.
Мне позвонил дежурный по отделу:
— Виктор Николаевич! С вами хотят поговорить наши товарищи из Челябинска.
— Здравствуйте! — услышал я хрипловатый голос. — С кем говорю?
Я представился.
— Виктор Николаевич, нам удалось задержать разыскиваемого вами Шиллера Курта Карловича. Сейчас он у нас в ИВС. Как будем решать вопрос, вы сами будете конвоировать к себе или будем ждать официального этапа?
Я на долю секунды задумался, а затем ответил:
— Я сегодня же свяжусь со следователем, который ведет это дело, дело у нас в Набережных Челнах, пусть определится сам. Мне, конечно, он нужен здесь, и гонять задержанного сначала сюда, а затем в Челны не хотелось бы. Пусть определится он. Я вам завтра перезвоню.