Пузатый золотыми кошелек тяжело брякнулся к сапогам владельца.
− Тереза-а!
Мексиканка была не из тех, кто разрешал держать себя на коротком поводке. Она уже вскочила в седло и, не сказав ни слова, хлестнула кнутом жеребца.
Глава 11
− Что ты делаешь со мной, старая ведьма? − Дон Луис скривился от боли.
В комнате пахло тортильей, жарким и той вонью, что напоминает запах овощей на грани гниения.
− Я просто роюсь в ваших ранах, сеньор, − спокойно буркнула Сильвилла. − У вас их больше, чем у меня седых волос.
Он с раздражением посмотрел на ее руки и, морщась от боли, прохрипел:
− Будь я лошадью, уже раз сто так бы лягнул тебя, старая, что ты собрала бы все стулья в вашем сарае.
− Ой, кабальеро! Ежели б вы были лошадью, я давно пристрелила бы вас и не горбатилась почем зря. − Расплывающийся бюст хозяйки ходил ходуном. Ее терзала грудная жаба. − И не орите, будто рожать собрались, дорогой сеньор де Аргуэлло. Я лечу вас по старинному индейскому рецепту моих предков.
Сильвилла осклабилась, показав неровные зубы. Крупные, они придавали ее лицу сходство с лукавой кобыльей мордой.
− Ну и воняет же, − капитан брезгливо покосился на темную и тягучую, как смола, мазь, которую толстуха ловко подцепляла указательным пальцем из горбатой половинки черепашьего панциря.
− Черт побери, я не такой уж и больной, мамаша. И если вы перестанете втирать в меня эту гадость при-горшнями, я скоро буду на ногах!
− Молчите лучше, сеньор, − Сильвилла потуже увязала замызганный пестрый платок и погрозила испачканным пальцем: − С болтовней уходит жизненная сила. Вам надо уснуть, дон. И не обижайтесь: поучая мужчин, женщины учатся сами.
В лицо капитану пахнуло пряностями, какими заядлые курильщики перебивают запах табака. Сильвилла поднялась со стула и, что-то кудахча под нос, удалилась.
* * *
Капитан дон Луис де Аргуэлло уже третий день лежал пластом. К вечеру его, как заколдованного, начинало лихорадить. Он чувствовал жар, язык сухим листом прилипал к небу.
Хотя Луиса и обмыли заботливые руки Сильвиллы, вид у него был еще тот. На лице запеклись коросты глубоких царапин, на груди, точно фамильный росчерк, пылал след шпаги майора. Капитан был зол, как раненый бойцовый бык, и жаждал реванша. Его плечи нервно подергивались под рубахой.
Заезжий незнакомец отбил его невесту, ранил на дуэли, раздразнил, вынудил отступить и заставил выглядеть мельче, чем он всегда хотел казаться перед своими солдатами.
«Что ж, он сам себе нажил врага и вынес приговор! −Луис хитро улыбнулся. − Этот господин и его слуги будут доброй приманкой для того, кого кличут «Степным Дьяволом». Старик Муньос обстряпал дельце что надо, москиту нос совать некуда…»
Через два-три дня он будет в седле и вместе со своим эскадроном сядет ему на хвост. Трактирщик поклялся оставлять метки по пути следования. Капитан ни секунды не сомневался в том, что майор будет маскировать свою тропу, но Луис ни секунды не сомневался и в том, что он сам и его солдаты, закаленные в схватках с краснокожими, сумеют прочесть любой дьявольски сложный след.
«А Тереза… пусть эта бешеная кошка пеняет на себя. Ей не уйти от моих рук, а когда она окажется в них, я решу, что делать с этой гордячкой…»
Чтобы не вскрикнуть от боли, он зажал зубами трубку так, как рекомендовал полковой врач, когда отпиливал по-живому руку или ногу. С трудом перекатившись на живот, раненый встал на четвереньки и потянулся за коробкой с табаком.
«Чертова толстуха! Не могла поставить поближе!»
Покрывшись испариной, де Аргуэлло привстал на колено, чувствуя, как голова наливается свинцом. Вытянутая рука мелко дрожала, пальцы скоблили ногтями по вощеной ножке стула, но от коробки их отделяли неприступные полфута.
Сил совсем не осталось. Грудь горела, а слабость случилась такая, что хотелось упасть и более не подниматься. Застонав от отчаяния, капитан рухнул на волглую от пота подушку.
* * *
С тех самых пор, как Луис и Сальварес − сыновья-погодки уважаемого губернатора Калифорнии дона де Аргуэлло −вернулись из Мехико в драгунских мундирах, пунцовых эполетах и чулках, спокойного житья поубавилось во всей округе. Они успели со своими солдатами затерроризировать не только обширные владения престарелого отца: молва об их расправах над инсургентами, беглыми каторжниками и рабами, отголоски их буйных кутежей долетали до самой столицы. О них бродило немало слухов, и ни одного доброго. Они заправляли в Калифорнии, но заправляли как дикие вепри, недаром молва окрестила их «стервятниками дорог».