Мне так хочется в это верить!
Подходит официант, чтобы принять у нас заказ. Я прошу принести мне калорийный бублик, обсыпанный разнообразными зернышками, и к нему соус из сыра и томатов. Эва заказывает себе черный кофе и достает свои сигареты.
— Здесь не курят.
Она вздыхает:
— Нью-Йорк изменился.
— Где ты была все это время, можешь сказать?
— В Европе. Я вернулась, потому что Виктория получила твое сообщение и забеспокоилась.
— Она знала номер твоего телефона? — Мне становится дурно — Виктория знала и скрывала.
На лице моей матери отражается страдание.
— Пожалуйста, не смотри на меня так, — просит она. — Я никогда бы не оставила тебя. Мне пришлось это сделать для твоей же безопасности. Все, что я делала, — только ради тебя. Надеюсь, когда-нибудь ты все поймешь и простишь меня.
— Не понимаю. Почему ты должна была уйти? И зачем ты вернулась?
— Виктория сообщила мне, что ты столкнулась с представителями клана неумерших.
— Ты все знаешь?
Конечно, ведь она же знала, как убить Алексу. И ее ничуть не удивило, что моя бывшая начальница буквально испарилась.
Эва печально смотрит на меня.
Она — охотница за вампирами! Вот что она делала в Европе! Она уверенно действовала ногами, работала кулаками и со знанием дела пускала в ход каблуки в битве с Алексой.
Подходит официант и подает Эве кофе.
Но она не притрагивается к нему.
Почти шесть лет прошло с тех пор, когда мы виделись в последний раз, но при ярком освещении в закусочной становится очевидным, что она не претерпела никаких возрастных изменений. Никаких!
Еще немного, и у меня начнется истерика. Мне самой нестерпимо хочется молотить руками и ногами, но вместо этого я говорю:
— Покажи мне свои зубы.
В ее глазах я читаю подтверждение своим наихудшим опасениям.
Эва улыбается, приоткрывая свои небольшие идеально белые клыки.
Мой мир сжимается до размеров булавочной головки. Свет для меня меркнет. Сквозь шум в ушах до меня доносится ее голос:
— Я хотела, чтобы ты никогда не узнала об этом. Хотела, чтобы никто не знал.
Укус на моем запястье начинает пульсировать под бархатной ленточкой.
Жизнь — дерьмо, наконец-то доходит до меня.
— Ты сбежала, потому что хотела скрыть, что тебя укусили? Тебе было стыдно, что ты стала лакомством для вампиров?
Это состояние души мне теперь хорошо понятно, принимая во внимание сложившиеся обстоятельства. Она кивает:
— Да, и из-за этого тоже.
— Ты думала, что мы не будем любить тебя по-прежнему? — Я киплю от возмущения и злости. — А как же я, твоя дочь? А как насчет мужчины, чье сердце ты разбила? Думаю, он уже давно умер бы, если бы ему не надо было заботиться обо мне.
— Пожалуйста, выслушай меня, — умоляет она. — Мой позор был только началом. Я бы никогда не бросила тебя, если бы дело было только в этом… Как только они сделали меня одной из них, я узнала, что вампиры всегда выискивают тех, кто может впоследствии пополнить их ряды. У них патологическая потребность в последователях. Именно поэтому они идут в моду. Однако очень немногие люди способны к трансформации. Есть определенный ген, отвечающий за это…
— «Ген моды», — говорю я. — Мне уже говорили об этом.
— Точно, — соглашается Эва. — И если у меня он есть, то, по всей вероятности, и у тебя он тоже присутствует. Скорее всего он наследуется по женской линии. — Она, протянув руку через стол, касается моей. Ее пальцы холодны как лед. — Рано или поздно они добрались бы и до тебя. Пока я находилась рядом, ты была в опасности. И я при всем желании ничего не смогла бы сделать, чтобы помешать им напасть на тебя.
Я отдергиваю свою руку.
— Зачем же ты согласилась стать вампиром?
— Твоего согласия никто не спрашивает.
— Мне говорили, что согласие обязательно.
— Они очень искусно врут. Только определенного типа людей вампиры допускают в собственный мир. Твой образ жизни, твои ценности и то, что ты собой представляешь, — все это голосует вместо тебя, даже если ты об этом не подозреваешь. И не ты, а они решают, наступил подходящий момент или нет.
Она тяжело вздыхает.
— Если это было необходимо, почему же ты по крайней мере не объяснила нам причину ухода?
— Чтобы они никогда не вышли на тебя. Я знала: единственный способ уберечь тебя — это оставить в Монтиселло, вдали от мира моды. Озлобленная, считая себя брошенной родной матерью, ты никогда не стала бы искать меня. Я понимала, это будет больно — больно нам обеим, но только так можно было сохранить тебе жизнь. У меня не было выбора. Теперь ты понимаешь?