— Здесь налево, — сказал он. — И мы выйдем к дороге.
Он поймал еще одну странность в поведении спутницы. Она не проявляла к нему никакого интереса, не спросила, откуда он и чем занимается, не пыталась кокетничать, а на его попытки завязать беседу отмалчивалась. Когда машина уже ползла по крутому склону, он спросил прямо:
— Так чем вы занимаетесь?
— Вином.
— А…
Ответного вопроса он не дождался, потому сообщил:
— А я архитектор. Восстанавливаю вон ту церковь, она называется…
— Джильда дель Вино, построена в 1769 году, — закончила за него Марьяна, сосредоточенная на дороге.
Он замолчал, исчерпав лимит тем для светского разговора, но она сама нарушила тишину:
— Почему здесь такие плохие дороги?
— Деревня пустует, — ответил он. — После войны население Корсики сократилось почти на…
— Прошло больше полувека, — раздраженно оборвала его Марьяна. — Могли бы снести, раз никто не живет.
Он сообразил, что она нервничает из-за дороги, вцепившись в руль так, что побелели костяшки пальцев. После переезда с материка он тоже долгое время не мог привыкнуть к крутым горным серпантинам и опасно нависающим над дорогой утесам, но сейчас почти их не замечал.
— Не могут, дома в коллективной собственности, — пожал он плечами.
Марьяна действительно нервничала. Но что было тому причиной? Может быть, темные грозовые тучи, сползавшие с гор? Или хитро-настороженное выражение на лице мужчины, который застукал ее врасплох, пока она лакомилась свежатинкой? Или же раздолбанная узкая дорога и неровный ход автомобиля? Нет, причиной было другое. Марьяна острым звериным чутьем ощущала, что за ней кто-то наблюдает. Это ощущение возникло еще там, на тропе, как неприятное покалывание в затылке. Давид топал за ней и пытался завязать разговор, и она никак не могла сосредоточиться и прислушаться. И даже сейчас, когда машина медленно ползла по дороге, ежесекундно норовя сорваться и улететь в пропасть, это ощущение не пропало. Нечто чуждое и недоброе притаилось в сгущающихся сумерках…
ГЛАВА 3
Дом Шастелли был старым и походил на дома богатых латиноамериканских плантаторов.
— Колониальный стиль, — пояснил Давид, заметив ее удивление. — На побережье таких домов много, а в горах они редко встречаются. Кстати, с террасы открывается прекрасный вид на залив.
Марьяна покосилась на спутника. Невысокого роста, худощавый и поджарый брюнет, с близко посаженными глазами под густыми бровями, он был почти красив. Его лицо со слегка оттопыренными ушами и узким подбородком почему-то казалось Марьяне лисьим. Хищников она уважала, с ними всяко было интересней, чем с добычей.
— Приехали. Занесу свой улов старой Бенедетт, она приготовит ужин, — сообщил Давид, выбираясь из машины и открывая перед женщиной дверцу. — Вы любите форель?
— Обожаю, — улыбнулась Марьяна, уже оценившая рыбку.
Давящее ощущение чужого взгляда, сверлившее затылок всю дорогу, исчезло, едва они миновали деревню и подъехали к дому.
Огюст Шастелли встретил ее радушно и с некоторым облегчением.
— Я волновался, не случилось ли чего, — сказал он.
— Я заблудилась, но к счастью, встретила месье Сигу.
— Да, вам повезло.
Виноделу было за пятьдесят, к своим годам он сохранил пышную курчавую шевелюру, но фигура слегка оплыла. Загорелое обветренное лицо портило белые пятна возле губ и на шее. Бедняга страдал витилиго.
— Моя жена Касьенн покажет вам комнату, а я помогу с вещами.
— У меня их немного, — остудила его пыл Марьяна. — Я не собираюсь обременять вас долгим присутствием.
Касьенн была лет на двадцать моложе мужа и выглядела типичной француженкой: модная, сухощавая, с ухоженным лошадиным лицом и круглыми очками, которые ей совсем не шли и напоминали шоры. Впрочем, Марьяна знала за собой эту привычку — представлять других людей оборотнями и придумывать им вторую ипостась.
— У нас здесь все просто, по-домашнему, — рассказывала Касьенн. — Из прислуги только старая добрая Бенедетт, но мы с мужем привыкли сами справляться. Если вам что-нибудь будет нужно, дайте мне знать, я…