Выбрать главу

- Странно – подумал он. – Я перешел завесу , но не чувствую в себе никаких изменений.

Окружающая местность, оказалась лишена каких - либо признаков жизни. Он лежал на рыхлой песчаной почве, медно - рыжей почти красной. Кое-где виднелись воронки, словно мелкие грызуны уходили через них с поверхности. Ни деревьев , ни кустов – ничего, кроме бескрайнего густо аквамаринового воздуха и бесконечной пустыни. Красной и безжизненной. Но все это перемежал странный разноцветный туман.Он клубился над поверхностью мутными беспросветными сгустками и , казалось все спектры и оттенки радуги вели внутри него борьбу.

- Какое непонятное место. Где же я? – думал Дорван.

Он попытался подняться и у него получилось. Ноги увязли в рыжем песке, но лишь слегка, не мешая передвигаться. Дорван не представлял себе куда ему теперь идти, поэтому решил ,для начала, поближе рассмотреть разноцветный туман. . Он подошел к одному из плотных сгустков. Сразу же зарябило в глазах, когда он попытался зафиксировать глазами переливы красок наплывающих друг на друга, сменяющихся как в калейдоскопе.. Туман ожил, толстая струйка, словно чья-то воля принуждала ее, потянулась к руке Дована. Ощущение не было неприятным, но беспокоило. Он ощутил горячую энергию проникающую в него через руку и стремительно заполняющую все тело. Когда неведомая сила добралась до мозга, это напомнило резкий скачок давления. У Дорвана загорелись щеки, заныли виски и затылок. Эта сила что-то искала в его голове, но не находила. Туман отпрянул внезапно. Дорвана ,словно вытащили из теплой ванны, и прохлада освежила пылающее лицо. Туман пошел рябью. Взорвался разноцветными искрами и на очищенном от него пространстве появились четыре жутких на вид, но неизвестных ему существа. Они сотворились из небольших струек дыма. Тощие, похожие на гигантские скелеты, опирающиеся на четыре лапы, непонятно как удерживающие это хрупкий костяк. Было в их облике, что-то из породы собачьих. Может способность стоять, приготовившись пуститься бегом, исполнять команду, а может это были огромные пасти с гнилыми зубами, из которых капала вязкая слюна на красный песок. Но в то же время они абсолютно не походили ни на одно животное , которое Дорван знал. Он испугался. Ох! Как же ему за последнее время надоели все эти чудовища. Но существа не шевелились, замершие ,словно статуи мифических Древнейших. Их мутные глаза были пусты , в них не было не единой мысли.

- Могут ли эти Твари сидеть, ходить или что-то еще? – подумал Дорван. – Стоит ли сейчас бежать или пока не привлекать их внимание.

Животные, как по команде, обернули к нему свои клыкастые морды, и несколько пар глаз уставились на него. Он почувствовал их ожидание, готовность и преданность каким-то новым внутренним чутьем, как будто невидимая нить связала его с каждым из этих существ. Он знал их,каждого в отдельности. Он мог получить ощутить весь спектр их нехитрых эмоций через эти нити, и все эти нити сходились в связку, которую он держал в руках. Так вот как это бывает?! Вот , что испытывает волшебник обретая подвластных ему животных. Проклятый Мантикора оказался прав. Подвластные звери Дорвана особенный вид и он наконец- то нашел их здесь, в неведомой части Резервации.. Ведь если здесь действует магическая сила чародейства, значит это действительно она- Резервация. В крайнем случае – Человеческая часть Мира.

Дорван и сам не знал в то время, что же он хочет найти в том месте, но он занялся единственным доступным ему делом, попытался исследовать местность. Он прошел километров двадцать, но кроме режущего глаза неба, рыжего песка под ногами и сгустков разноцветного тумана ему не встретилось ничего. Красно – коричневая почва оставалась почти ровной на несколько миль, потом возвышалась насыпью, затем спускалась оврагом, но ни камня, ни травинки на ней не было. Он развлекал себя тем, что создавал из тумана новых «псов» и его наполняло новое не испытанное ранее чувство гордости. А еще появились новые ощущения. Дорван словно разрастался , как гигантский купол, заполняемый новой порцией нехитрых эмоций и сознанием власти над сонмом чудищ. Но этот процесс творения его сильно истощал. После каждого сеанса он долго отдыхал и восстанавливал свои силы , а монстры-собаки сидели послушно неподалеку в ожидании его приказов. Затем он поднимался и снова шел через бесконечную рыжую пустыню, а его подвластные звери плелись за ним следом траурной процессией. В отличии от Дорвана ,они не испытывали ни жажды , ни голода. А вот чародей сейчас бы съел что угодно, рискуя тем, что голодный желудок болезненно сдавят мучительные спазмы после стольких дней пустоты. Дорван потерял счет времени. Здесь день не сменял ночь, и ориентироваться ему приходилось лишь на потребности собственного организма. Когда он уже валился с ног от усталости и не мог идти, он просто ложился на землю и засыпал глубоким сном без сновидений, а звери охраняли его от возможной опасности. Со временем ему осточертели сочные цвета неба и песка, он утратил интерес к сгусткам тумана, и даже его подопечные начали вызывать в нем глухое раздражение. Он мечтал лишь об одном, чтобы в его жизни изменилось хоть что-то; потому, что этот путь через пустыню стал для него адским мучением. Он вспоминал тот момент , когда его буквально выдернуло из лап Химеры и забросило сюда.

Однажды , сидя на рыжей земле, во время очередного привала Дорвана заполнило отчаяние. Сейчас он предпочел бы смерть от зубов Химеры, чем это унылое существование. Разве ради этого его вернули з-за «завесы». Разум на мгновение опустел, Дорван усилием воли нащупал внутри этой пустоты светящуюся точку, он потянул ее на себя и она начала расширяться. Глаза залепило ярким светом. Снова знакомое ощущение движения по воздуху и удар об землю.

Он не потерял сознания, но все равно не торопился открывать глаза. Меньше всего ему сейчас хотелось вновь увидеть это давящее сине-зеленое небо и рыжие мили сыпучей почвы вокруг себя. Решившись наконец осмотреться , он открыл глаза и первое . что увидел это парящих в голубом небе птиц, а потом уже траву и деревья. Это был тот самый лес, в котором обитала Химера, то место из которого он ушел «за завесу», в которое его вернули и откуда он перенесся куда-то , куда он так до сих толком и не понял, в плен рыжей пустыни и неба похожего на океан. Он был один. Химеры давно и след простыл, хотя, скорее всего, если он не провел среди радужного тумана несколько веков, она бродит где-то неподалеку. Его подвластных зверей, монструозных собак, тоже нигде не было., но он продолжал их чувствовать всех, будто гул голосов в голове, словно толпу, в которой слышишь каждого. Но при этом голоса сливаются , смешиваются и чередуются и совершенно непонятно кто и что говорит. Дорван потянул этот гул на себя, как ранее потянул каплю света в сознании, как одело, чтобы закутаться в него плотнее. Он призвал их всех разом, единой мыслью , приказом и своей волей. Они материализовывались сизым туманом, который с шипением клубился, приобретая сначала очертания, потом законченный вид, все до единой и сразу же приняли позу смирения. Дорван отдал им новый приказ, это была прихоть, сложное желание и он не знал, что из этого получиться. Гончие ринулись в чащу. Вскоре раздался болезненный предсмертный вой и верные псы - чудовища приволокли к ногам Дорвана мертвую Химеру. У Древнейшего были порваны все его три горла. Так Дорван расправился с первым из своих врагов. Чуть позже, когда языки пламени костра согревали его, а мясо Химеры утолило его давний голод, он пришел к выводу, что может теперь и даже должен отомстить всем своим врагам. Все три черепа : львиный, козлиный и змеиный , он сохранил на память о своем триумфе, а из шкуры Химеры собственными руками сшил накидку, змеиный хвост послужил поясом к ней. В Резервации бытовало мнение, что шкура убитого тобой мифического животного наделяет тебя его магией и Силой. Какая там магия была у Химеры Дорван узнать не потрудился, но злость, безумие и жестокость Древнейшего существа словно влились в его собственные черты характера. Он сам стал воплощением Химеры. В разграбленных позже поселениях он позаимствовал много одежды, редких вещиц, украшений, но только со шкурой Химеры и ее головами не расставался никогда, только они имели для него настоящую ценность.