— Ладноть, девонька, поняла я всё. Ты мини о Ричных Девах опосли скашь.
— С чего это, — чуть не подскочив на месте встрепенулась Зорька, напуганная, как будто её только что поймали на воровстве.
— Скашь, — утвердительно заявила та в ответ, — потому чё типереча послушаш миня и помёшь тоды, в каку жопу ты залезла, пища да тужаси.
Вековуха внимательно, тщательно прищуриваясь, посмотрела на уже перепуганное лицо Зорьки и начала:
— Ты чё ж думашь тибе щастя привалило? За силой упряталаси? Жизня у тибя припеваюча подёт типереча?
Зорька опешила и в сочетании с испугом, превратилась в жалкий и забитый комочек. Ведь именно так она и думала, а как по-другому.
— Твой мужик… — она замолчала и нахмурилась, даже озлобилась на лицо и смотря, казалось, прямо в Зорькины глаза, своими ужасными бельмами, продолжила, как бы сама с собой, — а твой мужик — зверь нивидан, деточка. Кода ты иму онастопиздешь, он тибе ни бросит, на помойку ни выкинит. Он тибе прибьёть. Лютой смертушкой прибьёть. Видут эт зверя по жизни силы страшны, мине ни ведомы, им лишь знаимой тропиной да убиват он каждого, кто иму мишатси, вридит иль чья-т смертушка иму просто понадобитси. Пиристашь иво занимати как игрушка, он тибе прибьёть, обизатино прибьёть, хотя б за то, чё знашь о нём тако, чё знать нидолжно. Слабость иво, чиловечью суть. Даж коли с ним подёшь да помогати бушь, прибьёть он тибе, кода твоя смертушка выгодой для ниво станить. Эт зверь без святости в башке. Тама сидит кто-т из того миру, как пить дати из того, проклятущива. А я т дура о тибе все сикреты иму выболтала… Ты уж прости мине девонька. Бижати тибе надоти Зорьенька. Бижати.
Тут вдруг она взбодрилась и даже улыбнулась и издевательским голосом продолжила:
— Тольк ни типереча.
Зорька к этому времени уже набычилась, стараясь соотнести свои мечты на будущее, с чуть ли не с пророческими на слух и мрачными сказаниями вековухи. С одной стороны, она категорически отказывалась в это верить, а с другой… Ей вдруг захотелось плакать, а эта ведьма со своим издевательским тоном добивала.
— Те пора думать начинати, деточка. Сколь твой мужик чужих жизней то забрал и сколь жизней скалечил? — тут она перешла с издевательского тона на пугающе шипящий, — Ты хоть представляшь сибе сколь в нашем мире у тибе типереча врагов, ибо ты для всех, с этим зверем за одно, как цело.
Зорьку аж покоробило от её слов. Странно, но ей мысли об этом даже не приходили. По началу она была пленницей, девкой подневольной, а потом, как счастье на голову рухнуло, так весь мир стал в цветочках, да в радугах. А ведь если вдуматься, то Хавка то права. И откровенных врагов, смерти её желающих должно уж расплодиться вокруг, как комаров у воды, да и завистниц должно быть не меньше, замучишься отмахиваться, но в смерть от Ардни она отказывалась верить однозначно, запихивая любые поползновения разума по этому поводу по дальше. Тем временем, пока Зорька всё это обдумывала, Хавка уже деловым тоном говорила на другую тему:
— Куманитси бум на пару. Тольк ты да я. Чужих баб нам ненать. Судьба, чиртовкина сунула нас с тобой в одну лодку, девонька, а вкруг нас вода бурлит, кипятком ссытца, а мы ж без вёсил да шеста. Либ оби утоним, либ оби выплывим.
— Либо друг друга сожрём, — буркнула Зорька, абсолютно машинально, не думая, так как разум был её охвачен сгустившимися тёмными мыслями о доле своей незавидной.
Хавка рассмеялась каркая, тем самым отрывая Зорьку от раздумий и заставляя обратить на себя внимание.
— Не-е. Я видь ишо по осени знала, чё по висне у тибе гостить бу.
Зорька вопросительно взглянула на неё. Хавка, обхватив свои тощие коленки обеими руками и смотря куда-то прямо перед собой, вдруг словно закадычная подруга начала делиться сокровенным, приглушая голос и придавая загадочности своим словам:
— Почитай под самый конец осени, на Дедовой сидмици, имела я нисчастье на лисном родничке с самой Водной Девой[39] повстречкаться.
— Зачем? — так же машинально спросила Зорька.
— А она мине спрашивала, чё ли? Пошла пред снегом прибратиси, да водички набрати, а тама эт в лыве жопой сидить. Мине дожидатси.
— Урок? — зачем-то спросила Зорька, не понимая, как вовлеклась в подружеский диалог.
— Да, не. Бири выши. Сама матёра ивиласи, Чирта, чёб ей кверху жопой утопитиси.
— Но…, - замялась Зорька, округляя глаза, прекрасно зная, что после встречи с Чертой люди не живут.
— Чирта, как есть Чирта, — уверила её вековуха, — вот она т мине глазёнки то и забилила. Я-т по началу то думала, кода живой осталаси, чё эт она как за плату глазки то мои прибрала, ну чёб я ни смогла в иё омуты то заглинути и жити остатьси, а типереча понила зачем. Из-за тибе она мине слепой то сделала.
— Врёшь ты всё, — рубанула Зорька, обидевшись, что вековуха вину на неё перекладывает.
— Из-за тибе, из-за тибе, Зорь, чёб я те нинароком навредить то ни смогла, дажи коли б захотела.
— Как это?
— Как эт, как эт. Хуяк эт. Вот придставь сибе. Лук у мине в руках добрый да убойный, руки сильны, да умелы, а две стрилы, — и она указала обоими указательными пальцами на свои глаза, — оби пириломаны. Вот и я типереча така. Всё знам, всё умем, а сделать ничё ни могу.
И она скорчила смешную рожу, надувая щеки и разводя ручки в стороны. Зорька улыбнулась, но промолчала, потому что поняла.
— Вот и спрашиват она мине тода, — продолжила вековуха свою сказку, — ты чё эт Хавка матёра, виковух полудохла, никак уж помирати собраласи? А я т видь тода и впрямь к Дедам собраласи, а как иё увидила, так даж обрадковалась. Чиртка видь черту под жизню подводит быстро. Удёшь ни мучась. А она ни то посмияласи, ни просто в воду пёрнула, побулькав тама, да и речит мине. Рано мол те ведьма, помирашку из сибе корчить то. Тело своё — мишок с говном, ты к началу лета в реку кинишь, ни пириживай, а вота кровушка твоя, нам ишо, ой как послужит. Ни поверишь, Зорьк, я всю зиму мозги ломала, как эт могит быть, чё эт беззуба зелинь имела ввиду. Как они с мине кровю то сосати будуть и чё с нею делати стануть? Ни одна ж нежить то нормально говорить ни могёт. Всё у них через жопу огородом, по пизде на вёслах. Толь как тибе увидала, начала догадыватси, а типереча уж точно поняла. В тибе, девонька, я буду дальше то жити.
Зорька аж подпрыгнула на заднице от услышанного. На что Хавка только заливисто закаркала.
— Дур, ты Зорьк, — но тут же прекратив смеяться на полном серьёзе продолжила, — пока дур. Я тибе пиридам всё чё знам, а кровя то у наса с тобой и так одна. Я тибе дам свой опыть, а ты иво в свою башку посешь. А чё тако опыть? Эт и есть жизнь. Поняла?
Понятно то оно было понятно, но Зорька от услышанного находилась в каком-то шоке. В ней бурлила неприязнь ко всему этому. Сущность Зорьки отчаянно сопротивлялась этим переменам в своём сознании. Не хотела она ничего менять в своей безоблачной жизни, не надо ей это. Она злобно огрызнулась, сама, не ожидая, что перейдёт на жаргон матёрой бабы:
— А нах мне эт?
— А тибе, чё кто-т спрашивал, чё ли? Али Дева Рична тибе выбор оставила?
Зорька больно закусила губу от обиды. Хавка опять была права. Святая Троица! Эта ведьма постоянна права. Не зря на Семик по ней Речная Дева слёзы лила, ой не зря.
— Поверь, Зоренька, на тибе охоту открыли все, кому ни лень, а кому лень и так прибьють. Ты рано или поздно в силки попадёшь, аль стрелу глазом словишь, аль хозяин на суп пустит.
И опять будто плетью по мозгам хлестнули слова Хавки. Она сразу вспомнила свой первый день пребывания в логове и как её теперешний муженёк хотел сварить из неё суп. Как она всё так чётко угадывает? Или знает? Ведьма! Тем временем вековуха продолжала планомерно Зорьку добивать:
— Отпрыгаласи зайкой то, пора под подолом зубки отращивати, коль жить хошь дале, да девку своюу нянчить.
Зорька на объявление ей пола будущего ребёнка отреагировала вяло. Она уже была забита до такой степени, что все последующие забивания её как бы и не касались. Она лишь изобразила жалкое подобие немого вопроса на своём лице.
39
Водная Дева — нежить Святой Воды. Многофункциональна, в отношении к человеку биполярна. Одной из основных функций взаимодействия с человеком — тренинг систем жизнеобеспечения. Самым наглядным является тренинг седьмой системы на принудительное разбалансирование шестой. Могла проживать в любых водоёмах, в том числе и искусственных (колодцы). Основная задача — биологический баланс определённой водной акватории. Они значительно отличались от Речных Дев, несмотря на то, что тоже жили в той же реке и могли выглядеть молодыми и привлекательными, чем-то отдалённо напоминая Речных Дев, но в отличии от последних, которые оставались «вечно» молодыми, Водные Девы рождались, росли и старели, как и обычные женщины. В водоёме имели уклад земного бабняка. Именно от них речники переняли систему построения женской половины общества. На вершине пирамиды водного бабняка, стояла матёрая, которая имела персональную кличку — Черта. Старая, страшно безобразная, с очень длинными отвисшими грудями, которые она непременно забрасывала за плечи, когда вылезала из воды на выступающий камень, корягу или кочку с растительностью. Волосы у этих разновидностей нежити, так же, как и Речных Дев, длинные и жившие своей собственной жизнью, но отличались темнотой и зеленоватым оттенком. Притом по молодости зеленоватый блеск впоследствии тускнел, угасал и, в конце концов, к старости становился настолько тёмно-зелёным, что казался просто чёрным. Жили они исключительно в воде и оттуда никогда не выходили. Водная Дева, оторванная от воды — высыхала, погибала. Несмотря на то, что Водные Девы имели каждая свой индивидуальный образ, как и люди, они, как и все энергетические сущности, могли принимать любой образ: от живого до не живого, но если шли на контакт, то, как правило, этого не делали. Молодняк Водных Дев кликали Шутовками. Баловство, забавы, не всегда невинные, игры и издёвки, вот весь их рацион воздействия. Девы в расцвете лет, несмотря на то, что не блистали особой красотой и сексуальной привлекательностью, как Речные и Лесные, были самыми настоящими Роковыми Девами, притом в прямом смысле этого слова. Их так и кликали Уроки. Такая Дева Урок творила для человека то, что принято называть Роком. Они не могли поменять человеку Судьбу, переплести по новой событийные узлы и поменять узлы событийных выборов, как это могла сделать Речная Дева, но они создавали для него «Рок» — жизненные препятствия, трудности, заставляли решать его жизненные задачи с напряжением, вынуждая обладателя этого Рока постоянно его преодолевать, тренируя и наращивая силы: силу физическую, умственную и силу воли, зачастую подводя человека с помощью Рока к событийному выбору и помогая делать правильный выбор в этом узле, если он с Роком справлялся. Рацион питания этих Дев не только разнообразен, но и порой диаметрально противоположен. Шутовки питались — эмоциями раздражения, брезгливости, закомплексованности. Урок — эмоции бессилия, безысходности, отчаяния, безнадёжности, депрессии и всё в этом ключе. Человека слабохарактерного Урок буквально «выпивала» через бессилие, его чувство безысходности, отчаянья и безнадёжности, высасывали жизненные силы через его депрессии. Бывало, что «выпивали» без остатка, принуждая такого человека покончить со своей жизнью. Человек преодолевающий очередной Рок «через не могу», «через не хочу» и «через не умею», вызывал у них уважение и благосклонность. Только такие люди заслуживали у них «допуска с собственному телу». При этом человек допускался к познанию собственного будущего. Урок видели судьбу любого человека и при определённых условиях могли её рассказать, притом не только однозначные событийные узлы, но и более мелкие с выбором событий (самый мелкий узелок, кстати, имеет девять событийных выборов), притом с подробными последствиями при совершении того или иного выбора. Более зрелые Водные Девы, которых кликали Водяницами, кроме предсказаний и наставлений по выбору пути, обладали ещё и удивительным даром исцеления, притом от любого недуга, вплоть до воскрешения из мёртвых. Именно Водяницы хранили в себе ту самую живую и мёртвую воду, что так хорошо знакомы нам из сказок. Для них самым большим лакомством была человеческая злость, но не злость во вне, а то, что сегодня называют «спортивной злостью», злостью на самого себя, на свои недостатки и неспособности, свои неумения и слабости. И только Черта, глава водного бабняка, могла всё. Не только предсказать судьбу, а зачастую и сама её оборвать, чем, в общем, частенько и промышляла (подвести черту, подвести под черту). Черта под человеческой жизнью подводилась при взгляде: глаза в глаза. Любой смертный, заглянув в её бездонные глаза-омуты, получал в результате обрыв Судьбы, т. е. смерть, но эта смерть была не мгновенной, а с отсрочкой. То, что человек видел в её глазах, полностью преображало его и за отсроченный промежуток времени он был способен исправить всё, что умудрился наломать в своей жизни и в жизни близких ему людей.