Зорька, захмелев и забыв о своём статусе, вертела всем, что удавалось выставить на показ. Голосила матершинщину налево и направо, как заправская, матёрая. А что с неё взять, оторва, она и есть оторва. Как не маскируй свою сущность, один хрен вылезет наружу. Она уж Неупадюхе дала, да выдала. Он конечно огрызался, но побаивался с ней палку перегнуть. Зорька кутырка была видная, красивая, к ней все пацаны неровно дышали, и он не был исключением, но все же пару раз в сальных куплетах по жопе ей хлопнул. Правда, она в долгу не осталась и в ответке за волосья его так дерганула, что искры из глаз, да и волосья кажись изрядно проредила. Так в бесчинстве всеобщего разгула, Зорька даже не заметила, как в их девичьем кругу появился уже пьяный и бесштанный атаман и вся его голожопая команда. Бесиво пошло на новый круг.
Перегревшись, всей толпой с визгом и воплями ныряли в ледяную реку и тут же с ором обратно. Девченята с пацанчиками, что по моложе были, уже давно забились в шкуры вдоль стенок и преспокойненько посапывали, но, а те, что на подросте Кумоху гоняли до самого утра. Только тогда, выбившись из сил, повалились каждый на своё место и одевшись, распаренные раскинулись на шкурах, как-то разом затихли и почти сразу по засыпали.
Проспали весь день, почти до вечера. А потом девки разогрели, что давеча не доели, медовуху приняли на старый запой и веселье началось по новой.
На вторую ночь Кумоху уже не гоняли, похабных песенок не орали. Другая забава началась. Игры в бане, да такие заводные, что краснели не только от каменного жара, правда и голышом уже поголовно не скакали. Творили такое, что не сказать не описать. И тут задумаешься, а зачем всё это распутство было нужно. Что это, беспредел от бесконтрольности со стороны старших? Но ведь это было из года в год, из поколения в поколение. И веселушки эти непотребные передавались из уст в уста и играм этим непристойным учились по наследству. Не могло это быть просто так и не было. Жили тогда люди коротко, взрослеть приходилось очень рано. Умом да опытом приходилось взрослеть быстрее, чем телом. Меньше чем через год, все эти четырнадцатилетние кутырки на выдане, оставленные артельным атаманом в собственном роду на развод, под мужиков лягут. Эти девки ещё только-только созрели телом для материнства, но внутренней своей сутью заматерели и обабились. А иначе было нельзя. Все девичьи праздники холодного периода хоть и выглядели, как бесшабашные игрища, но на самом деле имели в себе хоть и подготовительную, но суровую школу жизни. Все они в той или иной степени учили выживать девонек в обществе, не очень к ним ласковом, а порой и просто жестоком. Пацанов приучали к жизни во всеобщей агрессии не только их общества, но и всего окружающего их мира. Так проходило половое воспитание, не правило пользования половыми органами, хотя и этому обучали, а в первую очередь правила отношения между полами, между мужиком и бабой. Девятке и всем его ближникам также на следующий год, на Купальную седмицу[15] предстоит поход в лес к еби-бабам и в свои пятнадцать лет отрываться от мамкиной рубахи и со всего маха окунаться во взрослую жизнь, где гладить по головке больше никто не будет, будут только бить. Там слёз обиды и унижений всех не переглотаешь. Вот и ставил молодняк себе эдакие психологические прививки этими праздниками, чтоб не убиться, ударившись о взрослую жизнь. Необходимо было научиться не обижаться, когда обижают, не унижаться, когда унижают, не быть злопамятным, но и не забывать и перед бабами не робеть, коль где прижать придётся. Дети речников всегда были сильнее морально, чем физически, а если и физика не подводила, то это уже были не люди, а камни железные, заточенные под жизнь со всеми своими закидонами.
Под утро, когда игры пошли на убыль, где-то совсем не далеко из леса донёсся волчий вой, притом вой целой семьи, а не одиночки. Все играющие, как один бросили играться и высыпали наружу. В эту ночь не парились и не бегали на реку, поэтому и не заметили, что повалил снег, да такой густой, с огромными лохматыми хлопьями.
— Вот и первый снег, — с горечью и тревогой в голосе сказала Зорька ни к кому не обращаясь.
В ней тут же пробудилась старшая и она вспомнила и об ответственности, и о том, что уже почти взрослая, а на ней детворы целая куча. Она задрала голову к небу и с отчаянием и досадой проговорила кому-то наверху:
— Ну, не мог ты чуточку повременить?
Но тут и Девятка вспомнил, что он атаман, пусть всего лишь ватажный. Почувствовал себя хоть невеликой, но единственной защитой всех, кто был рядом.
— Так, — громко скомандовал он, — припасы собрать, таскать в шалаш. Мелюзга все в шалаш забилась и носа наружу не кажет. Неупадюх!
— А, — ответил тот откуда-то из-за шалаша.
— На выходе угол сделай, малышам, да и не только, кому отлить, кому отложить. Бодливый!
— Тут я, — отозвался другой ближник, уже где-то выломав здоровенный кол и примеряя его в руках.
— Загоняй малышню под кров и башкой отвечаешь, если кто высунется оттуда.
Но никому, ничего объяснять, даже самым маленьким, не требовалось. Быстро и молча сносили еду, что нашли и закрылись в шалаше. Атаман экспроприировал единственный медный топор, хоть Моська, которому он был поручен и по возмущался, но против атамана не попёр. Так же, как и Бодливый выломал себе дрын[16] и спрятался в укрытие вместе с другими. Пацаны укрепили полог изнутри и по очереди стали караулить. Остальные завалились спать.
Волк, был не только самый злейший враг человека в это время года. Волк, единственный здешний зверь — людоед. Мужика побаивался, если тот вёл себя агрессивно, баб взрослых и так, и эдак. Кого боялся, не подходил, кого не боялся, пусть та хоть из орётся, хоть из машется. Как волк понимал кого бояться из баб стоит, а кого нет, одному ему известно. А вот детей волк не боится никогда. Зорька запомнила на всю жизнь слова Данавы, родового колдуна: «Человеческий детёныш для волка — главное лакомство. На детей, если найдёт, нападает всегда, начиная с самых малых. И даже если вас будет много, их это не остановит, а только порадует». Зорька знала и то, что волчица, глава семьи, с первым снегом ставит свой последний приплод «на тропу» и вся семья, дядьки, тётки, переярки[17], до этого времени державшиеся на краю земель родового логова и не совавшие свои морды на днёвки, где она растит своё последнее потомство, объединяются. С первым снегом у волчьей семьи начинается время походов, время охотных рейдов, время кочевой жизни до самых волчьих свадеб[18]. Хоть и знала Зорька, что эта конкретная волчья семья, жившая не вдалеке от артельных загонов по специализации «козлятники», то есть они охотились исключительно на лесных козлов-оленей, но от этого спокойней ей не становилось. Спала она чутко, постоянно просыпаясь от каждого шороха, но Вал, да будет он вечно сыт и обласкан, миновал их карой своей. Волчья семья повыла, повыла, да и ушла, так и не подойдя к их шалашу.
15
Новолуние. Первое новолуние от даты, когда день становился на воробьиный скок короче (летнее солнцестояние). Купальная седмица. Главный праздник жителей Страны Рек. Праздновался семь дней и каждый день имел своё название и в каждый проводился особо. Начинался отсчёт нового года. В эту седмицу речники производили массовое зачатие будущего потомства. Найти выводок в июле легче, чем в июне, но взять волчат труднее. Растущая луна +1 седмица от зачатия, вторая половина июля. Перестройка организма женщины. Одно из следствий выделяемых ферментов — прекращаются месячные.
18
Полнолуние +26 седмиц от зачатия. Конец января. Волчьи Свадьбы. Молочные железы начинают секретировать молозиво. Беременным требовался кальций, поэтому их кормили костными отварами — холодцами и студнями. Полузимница. Продуктов и кормов для скота должно остаться не менее половины от запасённого. Скота на зиму загоняли больше чем запасали корма с расчётом на падёж, волков и прочие непредвиденные обстоятельства. В эти дни излишек продавали либо в живом виде, либо в виде мяса. На Волчьи Свадьбы была общая ярмарка. Сами ездили приобретать что надо, у себя покупателей встречали. Продавали и покупали всё: скот, мясо, рыбу, птицу, корма, продукты консервирования и главное продавали невест. Убывающая луна +27 седмиц от зачатия, начало февраля. Частые мочеиспускания, появляется молозиво — «первое молоко».