— Чё с нами бут то, Зоринька?
Зорька отвела взгляд от проёма люка, уставившись куда-то в дебри леса и тем же атаманским тоном, подражая ему даже в мельчайших оттенках интонации, ответила:
— Как жизнь сложится у остальных мне ведомо, а вот что с тобой делать, покуда не решила.
И с этими словами она ногой, небрежно захлопнула люк. После чего повернулась и пошла прочь. Шумный, повидавший всякого, как ему казалось на этом свете, плюхнулся пятой точкой в сугроб и широко раскрыв глаза и рот, ничего не понимающе смотрел в след уходящей Зорьке. У него в один миг в голове произошло несколько сотрясений мозга. И от того, что услышал и от того, что увидел. Мимика на лице менялась с издевательской скоростью и отчётливо вырисовывала происходящее в голове.
Ардни она ничего не сказала, а он, лишь увидев её, ничего не стал спрашивать. Только молча проводив взглядом на её половину, на которой Зорька скрылась, быстро оделся и побежал искать Шумного. Зорька не знала, что Шумный поведал атаману, но тот вернулся только к ночи смурной и задумчивый. К ней на половину сразу не пошёл, а сел у себя на лежаке и долго молчал. Наконец он решился, и она услышала приближающиеся к ней шаги.
Она лежала на боку, поджав ноги, спиной к нему. Он сел и наклонился, заглядывая ей в лицо.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — грозно начал он.
На что Зорька спокойно и равнодушно ответила:
— А чё говорить? Шумный ведь и так всё рассказал, да небось ещё и в красках разноцветных.
Ардни выпрямился и хмыкнул:
— Я такого Шумного ещё в жизни не видел. Мне и самому захотелось посмотреть на то, что там было. Сама то что думаешь?
— Не верю я ей, — всё так же равнодушно ответила Зорька, — врёт она всё. Змеища она болотная, но я её больше не боюсь. Не знаю почему, но не боюсь. По началу сильно испугалась, а потом… — она неопределённо повертела перед собой ладонью.
— Так, — ударив себя по коленям констатировал атаман, — видно надо самому поговорить. Любопытно.
Тут Зорька вдруг резко встрепенулась, переворачиваясь на спину и хватая Ардни за руку.
— Нет, не надо.
Атаман вопросительно посмотрел на жену.
— Только не сегодня, — уже спокойно добавила она и уже чуть ли не упрашивая, почему-то засюсюкала, — давай завтра.
— Почему? — переспросил Ардни.
— Мне ещё надо подумать.
Атаман так и не поняв какая связь между тем, что ей надо подумать с тем, что ему нежелательно ходить сегодня, тем не менее легко согласился, так, как и сам не собирался идти на ночь глядя. Он планировал сходить завтра.
— Ладно.
Она улыбнулась, и он наклонился, чтоб её поцеловать. Зорька обхватила его за шею и тихо пропела в ухо:
— Как мне с тобой легко и хорошо.
На следующий день атаман пошёл на беседу с матёрой, но не один. Зорька потребовала, что должна слышать их разговор. И её требование выглядело столь убедительно и бескомпромиссно, что Ардни согласился, с какой-то ехидной улыбочкой. Кроме того, по дороге она заявила, что атаман для беседы спустится вниз, а она останется на верху, да так, чтоб слышать всё, но чтоб об её присутствии вековуха не догадалась. Ардни по началу было удивился, но поразмыслив о чём-то согласился и с этим.
Ямы, некогда находящиеся в лесу, после расширения логова вторым кольцом, оказались на вырубленной от леса полосе. Их лишь обнесли сплошным забором из плетённых ветвей между вкопанными столбами, высотой почти с человеческий рост. Это и снег задерживало, не давая ямы заметать, да и от лишних глаз скрывало, посторонних и любопытных придерживало. За забором, меж ям, расхаживал в большом тулупе, упрятав руки в рукава, дежурный по ямам. Никакого оружия у него не было, да ему, в прочем, оно было и не нужно. Он ведь не сторожил пленников, а за гостями ухаживал. Кому пить подать, кому дров в яму скинуть, ну и когда еду приносили, раздавал. Когда атаман с женой зашли за забор, пацан, выдернув руки из рукавов, быстро подбежал и принял залихвацкий вид, выпрямившись и выпятив грудь вперёд. Ардни тихо сказал ему:
— Показывай где матёрая сидит, — и тут же предвидя реакцию пацана, открывшего рот, быстро добавил, — молча.
Пацан захлопнул рот и засеменил в дальний угол. Добежав до нужной, он столбиком встал возле люка. Ардни кивком головы указал на то, чтобы открыл и глядя в проём так же тихо добавил:
— Лестницу.
Пацан метнулся к забору и через мгновение вернулся с длинной, узкой деревянной лестницей, которую тут же опустил в яму. Ардни оглянулся на стоящую за спиной хмурую Зорьку, подмигнул хитро, видя, как та напряглась, и вся скукожилась, затем отослал пацана «погулять» и спустился вниз. Зорька, нагнувшись, подкралась к открытому люку и тихонечко уселась на снег, заворачивая ноги в полы тулупа. Ардни ещё спускался, а она уже навострив уши, приготовилась слушать. Конечно, Зорьке очень хотелось хоть одним глазком глянуть на то, что там будет происходить, но ей очень бы не хотелось, чтоб эта ведьма её увидела. Почему-то Зорька понимала, что если она её увидит, то всё пойдёт насмарку. На какую «смарку», и почему именно пойдёт, Зорька себя не спрашивала и не отвечала. Знала, просто, что из этого ничего не получится, а что и почему, какая разница. Она слышала, как Ардни спустился на дно ямы, как завалился, кряхтя на сено. Долго возился, устраиваясь, а потом затих. Зорька чуть уши не сломала, но разговора не слышала. Она слышала, как потрескивали и пели заунывно дрова в очаге, как пацан вышагивал по одаль, то и дело зыркая в её сторону. Это очень нервировало её, и она «громко» жестикулируя, добавляя «громкости» зверским видом на физиономии, чтоб тот замер на месте и не издавал ни звука. Пацан оказался понятливым и встал как вкопанный. Зорька так же жестами и мимикой одобрила его понятливость и опять припала слухом к люку, в котором всё так же пели и потрескивали дрова и всё так же стояла тишина в разговорах, которые она так надеялась услышать. Она уже начала изводиться, не понимая почему они не говорят и вообще, что там происходит? Молодуха уже было не выдержав, собиралась заглянуть в проём, как вдруг услышала голос мужа.
— Я думаю мне не надо представляться. Ты знаешь кто я такой.
Вековуха не отвечала.
— Ну, по крайней мере догадываешься, — продолжил он, опять шурша сеном, наверное, меняя позу.
— Гадала гадалка, да догадалась нагадать догадку.
Наконец ответил старческий голос спокойно и даже как Зорьке показалось с неким достоинством. По крайней мере ни страха, ни лебезящих тонов в её голосе не проскальзывало, даже чуть нагло и вызывающе, что ли.
— Скажи мне, Хавка, зачем ты согласилась сюда приехать? Ведь ты сама пожелала?
Голос атамана был холодно ледяным, и Зорька аж поёжилась, отметив про себя, что муж похоже уже успел где-то принять эту проклятую Сому. Этот тон она ни с чем перепутать не могла.
— Кому понять непонятку, коль понятка не понимат, — голос ведьмы так же звучал непривычно для Зорьки. Старческий, усталый, но вместе с тем тяжёлый и уверенный, — эт молод глядит на передок, чё колом стоит, а вековой всё норовит на зад, отвисший оглядивати. Мине чё уж на передок то смотрить, мине на следы свои лишь оглядыватьси. Вот пред Смертушкой больно захотелоси бросить взгляд слипой на родну кровинушку.
— Посмотрела?
Та продолжила, никак не обратив внимания на его вопрос, но продолжила не как обычно, полу понятными словами, а очень чисто, по аровски, притом несколько вальяжно:
— Под конец жизни люди часто умягчаются душою и любят потешить себя чувственными соплями. Мне ведь одно помирать. Что там, что здесь. Только там в избе, ой как помирать не хотелось, соколик, последним зубом за жизнь цеплялась, а тут Святая Троица такой подарок перед смертью. Как же я могла от такого отказаться.
Наступила пауза. Опять треск поленьев и тишина, которую нарушила вековуха:
— Ты не поверишь, атаман, — продолжила она уже другим голосом, мягким, радостным, что ли, но тоже чисто, без выкрутасов, — после того, как я повидалась с ней, вернее почувствовала её, ибо я слеповата уж давно. Разглядеть как-то не суждено было, но смотреть мне на неё было вовсе не обязательно. Мне важнее было её почувствовать, понять. И я поняла, то что было нужно. Теперь и помереть в радость, ибо я всё сделала в этой жизни. Благодарю тебя атаман за подарок. Если б не помирать, то б в долгу перед тобой была бы.
— А с чего ты старая решила, что я тебя убивать буду? Не для того мои люди тебя из таких далей вытаскивали.
В яме зашуршала солома и Хавка опять перешла на свою придурковатую речь: