-- Ты, конечно, уши-то и развесила, -- заметил Кольский.
-- А че, он парень, что надо, и силой какой-то от него прет.
-- Физической, что ли, силой?
-- Да нет, физически он нормален, таких немало, хотя и симпатичный, конечно, но есть в нем что-то непонятное.
-- Это женщин загадочных любят, а мужчин...
-- Э-э не-ет! Мужик, если он на ладони весь умещается -- не мужик вовсе, а так -- попрыгунчик. Бегает вокруг тебя и приказы выполняет. Разве ж с таким не взвоешь от скуки? И потом, -- Анжела сделала скептическое лицо, -- если я его приручить могу, так и любая сможет. Мужик -- он самостоятельным должен быть, неожиданным что ли, взрывным.
-- Так что, Кудрин -- взрывной?
-- Хм, взрывной. Это хороший мужик взрывной, а Кудрин -- особенный. С виду -- интеллигент сентиментальный, а тронешь его -- ядерная бомба.
-- Ну ладно, понял. Комплименты он тебе начал отпускать, а ты и растаяла.
-- Да нет, не то чтобы растаяла, не успела, а вот голова почему-то закружилась.
-- Да ну, когда?
-- Ой, ну вы, прям, как Евдокимов, ей-Богу. Где да как, что чувствовала? -- Анжела передернула плечами.
-- Так Евдокимов тебя спрашивал об этом?
-- До последнего слова.
-- И что сделал потом? -- Евгений Дмитриевич был похож на охотника, загонявшего зверя.
-- Позвал Самоцветова, его о чем-то расспрашивал, а потом позвонил Грише, я по селектору видела, и Кудрина без сознания привезли обратно.
-- Без сознания?
-- Ну да.
-- Так-так-так. Это уже интересно. Продолжай.
-- Чего продолжать?
-- Господи, голова у тебя закружилась!
-- А-а, так закружилась и все.
-- Он тебя расспрашивал о чем-нибудь?
-- Тогда?
-- Да, тогда!
-- Ну о работе моей. Ой, да надоело все. Может, хватит вопросов, а? -Девушка в легком раздражении прикурила сигарету.
-- Анжела, голубушка, для меня это жизненно важно. -- Евгений Дмитриевич откинулся в кресле. -- Ну, хорошо, расскажи, что было, когда его привезли.
-- А я откуда знаю? Мне же не докладывают. Единственное, что мне показалось странным, что Самоцветов вышел оттуда хотя и с перекошенным лицом, а...
-- Перекошенным от чего?
-- Ну, ой, ну от страха, наверно!
-- А Гриша не вышел?
-- Нет.
-- Хм! -- Евгений Дмитриевич затянулся, обдумывая услышанное. Чертовщина какая-то произошла в доме Евдокимова. Ведь не простой человек он был, а при нем сколько народу находилось?! Да непростого народу! Вампиры же. Сила! И какой-то пацан, невесть откуда объявившийся и никому не известный еще несколько дней назад, уничтожил их всех. И как уничтожил? Черт, черт, черт!
Евдокимова было не жаль. Напротив, в глубине души Кольский всегда завидовал его бессмертию, хотя понимал, что человеческая жизнь в чем-то гораздо лучше. Но жить тысячелетиями! Евгений Дмитриевич вздохнул и снова обратился к девушке:
-- О чем же вы говорили в ресторане?
-- Ну, он меня расспрашивал о крови и об Евдокимове, конечно.
-- Что ты рассказала?
-- А че, я много знаю, что ли? Хм, рассказала... -- отвела глаза Анжела.
Голос Евгения Дмитриевича стал жестче:
-- Что ты рассказала?
-- Про вас ничего, -- соврала девушка.
-- А про бизнес?
-- А что, бизнес? Деньги туда, деньги сюда. Че он там понял?
-- То есть все, что знала, выложила? -- Кольский стал почти суров. -Сколько ж он тебе заплатил?
-- С чего вы взяли? Да и откуда у него деньги?
-- Сколько?
Анжела испугалась. Любовь любовью, а дело делом. После разговора с Кудриным, во время которого ее словесный поток был неиссякаем, она чувствовала себя неуютно. Язык ее тогда развязался оттого, что Евдокимова уже не было в живых, а деньги, предложенные за мало чего стоящую информацию, были очень кстати. Потом уж она вспомнила, что, кроме Евдокимова, были еще люди, заинтересованные в ее молчании, и Кольский -- один из них. Когда он нашел ее, она понимала, что разговора не избежать, и поэтому устроила эротическую сцену, которая по неведомым ей причинам не очень-то удалась. От этого и от осознания того, что с ней могут сделать, ее потряхивало изнутри. Теперь она уже сильно нервничала, что не могло укрыться от Кольского. Когда сигарета была докурена, она сразу закурила другую, заметив, как предательски дрожит ее кончик.
-- Пятьдесят штук!
-- Долларов?
-- Да!
Евгений Дмитриевич понял, что дело принимает новый оборот. Анжела, конечно, за названную сумму рассказала Кудрину не только о прошлом Евдокимова, но и о нем -- Кольском -- все, что знала. По крайней мере, адрес-то точно дала. А видеокамеры в доме вампира?
Об их существовании он знал давно, но у них с вампиром была договоренность, что они останутся и будут дублировать сигнал как в бункер Кольского, так и к Евдокимову. Ведь последний был бессмертен и рано или поздно вернул бы себе этот бизнес. Впрочем, для него это был даже не бизнес, а источник силы и могущества, о чем Кольский тоже знал. Годами он пытался понять, как можно воздействовать через кровь на людей, ее сдавших. Чего только не пробовал: и науку, и магию, и алхимию, а все что-то не так выходило.
Вот вместо отставки высокопоставленного лица, на которое указал Лаврентьев, это лицо получило повышение. Вот попытка устранить неудобного губернатора вылилась в гражданскую войну с этой губернией. А вместо того чтобы ускорить чью-то смерть, получился дурацкий грипп и не более того.
Лаврентьев периодически поклацывал на Кольского зубами, но поделать ничего не мог, да и жилось ему не так уж плохо, чтобы устраивать вокруг себя скандал. А привлекать к крови внимание политиков плюс посвящать в ее вопросы нового человека -- себе дороже. Так все и тянулось.
Теперь появился Кудрин. "Проклятое письмо! -- ругнулся Евгений Дмитриевич. -- На кой черт оно мне сдалось? Сидел бы сейчас спокойно, продолжал исследования, и все было бы в порядке. А теперь... Теперь даже не знаю чего ждать! -- Он посмотрел на Анжелу. -- И с этой сучкой что делать? Она ведь не только Кудрину может душу излить с таким-то языком. Посадить ее под замок, как сидела у Евдокимова? Так ведь сбежит рано или поздно. У-уф!", -- он снова потянулся за сигаретой.
Анжела молчала, понимая, что решается ее судьба. Кольский видел, как она осунулась и под глазами появились синяки.
"Ведь все понимает, стерва! И штучки свои любовные ловко в ход пустила. А я ведь попался! Да, попался!" -- Евгений Дмитриевич немного развеселился от этой мысли, отдав должное изобретательности девушки. Одновременно это задело его самолюбие, и он, поразмыслив еще немного, принял окончательное решение.