Кровь

Самоцветов взял чашку, и Кольский заметил, как дрогнула его рука.

-- Он настолько страшен?

-- Вы видели труп начальника службы безопасности Евдокимова?

-- Он такой же, как труп Евдокимова, -- кивнул Евгений Дмитриевич.

-- Вот вам и ответ.

-- Что же, вы мне больше ничего не расскажете? Я знаю ваш тариф. Получите в три раза больше за любую информацию.

Самоцветов поставил чашку, промокнул салфеткой губы и поднялся со словами:

-- Поверьте, я рад вам помочь, но не могу.

-- Но ведь Евдокимов -- ваш заказчик -- мертв. Почему вы не хотите поработать на меня?

-- Я вообще хотел бы побыстрее забыть обо всей этой истории, -- веско сказал гость, и Кольский понял, что больше он ничего не добьется.

Попрощавшись, Самоцветов ушел, а Кольский остался ни с чем.

5.

Лежу в бреду. Температура периодически зашкаливает за сорок, и в такие моменты я проваливаюсь в другой мир.

Передо мной огромный зал, потолка которого я не вижу. В нем один за другим стоят четыре человека. Между каждым из них не меньше десяти метров. Последняя в этом ряду знакомых мне лиц -- Полная Луна, за спиной которой огромная дверь. На полу начерчены круги, рисунки и буквы, некоторые из которых выведены на сензаре, и я их понимаю. Это имена.

С улыбкой, как к старому, доброму знакомому, я направляюсь к Ветру Небес -- он ближе всех ко мне, но внезапно невидимая стена заставляет меня остановиться.

Молодой Император смотрит на меня тяжелым, испытующим взглядом, и я понимаю, что мне предстоит пройти какую-то проверку. Еще бы знать, в чем она заключается. Я озираюсь вокруг, но не вижу ничего, что могло бы служить подсказкой, ничего, кроме пустых стен, потолка и разрисованного пола. Вопросительно смотрю на Ветра, но он молчит, будто бы меня уже и нет рядом.

-- Добрый день, Ветер Небес, -- произношу я, но слова падают в пустоту. Человек -- не человек, а вроде и не манекен, глаза-то живые.

Я пытаюсь что-то придумать, но что?

Сажусь на пол и еще раз внимательно оглядываю всех, кого вижу. Меня удивляет, что старик, как самый мудрый, стоит не впереди и не сзади. Я сдвигаюсь вправо на метр, чтобы бывший художник не закрывал мне обзор, и узнаю того, кого поначалу даже не стал разглядывать -- знакомый мне мальчик. Сейчас его лицо удивительно одухотворено. Он не стоит на месте, как остальные, а задумчиво перемещается на известном только ему ограниченном пространстве, покусывая иногда согнутую фалангу указательного пальца, и о чем-то напряженно размышляет.

Вспомнив кровавую сцену на кухне, я улыбаюсь и качаю головой -- вот же маленький ублюдок, так надо мной посмеяться. В ответ на мою мысль он показывает мне язык, но так быстро, что через секунду я уже не знаю -произошло ли это на самом деле.

Женщина в этом построении, очевидно, занимает последнее место по какой-то особой причине. Но причины этой я не знаю. Попахивает метафизикой и прочей дребеденью.

Способность восприятия затуманивается, из чего я делаю вывод, что температура тела растет, и в какой-то миг меня ослепляет темнота, а потом я снова оказываюсь на прежнем месте около Ветра Небес, но уже не чувствую своего земного тела. Теперь я весь здесь, в этом зале.

Фигура Ветра оживает, он говорит:

-- Приступим! -- и манит за собой.

Меня охватывает невообразимая легкость, возникает ощущение всемогущества, и я сознаю, что могу летать. Мы вырываемся из-под купола зала и устремляемся в небо.

Внезапно Ветер замедляет полет и говорит:

-- Не спеши! Ты можешь забыть о себе, это может убить твою целостность.

Я приостанавливаюсь и удивленно смотрю на него.

-- Какую целостность?

-- Как ты думаешь, из чего ты состоишь? -- отвечает он вопросом на вопрос.

-- Из тела, мозга, нервов, -- перечисляю я, но понимаю, что несу штампы, известные даже ребенку. Ветер не раздражается, а говорит, напротив, очень терпеливо.

-- А жизнь?

Спрашивает он это, столь пронзительно глядя мне в глаза, что я соображаю -- жизнь в его понимании что-то гораздо более существенное, чем все мои представления об этом. Молодой Император видит мое замешательство, но его-то он и добивался:

-- Думай! Все, что ты перечислил, подвержено распаду, как всякая материя, лишенная жизненного принципа.

Летать почему-то уже не так хочется. Мысли тяготят. С ужасом я замечаю, что не вижу ни своих рук, ни ног -- у меня нет тела. Что же я такое? Как я существую? Мы снова возвращаемся в зал.

-- Откуда ты знаешь, что существуешь?

Этот вопрос меня смешит, я теряюсь от его нелепости и поэтому не знаю, как ответить.

-- Я же есть.

-- Докажи!

Мое сознание мечется в поисках ответа...

Надо мной склоняется Полная Луна.

-- Леша, как ты себя чувствуешь? -- Ее голос заботливый и... нет, это не ее голос, это Василиса.

Я вымученно улыбаюсь.

-- Ничего. Пойдет.

-- Хочешь чего-нибудь?

-- Угу, не болеть.

Я вижу, что она в смятении, и спрашиваю:

-- Что-нибудь случилось?

-- Странно, был врач, посмотрел тебя. Даже возили на "скорой" в больницу, но совершенно ничего не нашли, даже гриппа. Утверждают, что ты совершенно здоров.

-- А температура?

Она смотрит на меня задумчиво и говорит:

-- А у тебя и не было температуры.

-- Как не было? -- пытаюсь я оживиться, что фактически не удается сделать.

-- Не было, не было, -- бормочет она, как заклинание. -- Ты, наверно, просто переутомился со всей этой историей. Вот нервы-то и шалят.

-- А обмороки?

-- Обмороки? -- она удивлена. -- Нет никаких обмороков, ты просто спишь вот уже сутки и разговариваешь во сне. Правда, еще потеешь все время.

Я и вправду чувствую испарину на лбу. Да, что-то не так с головой.

-- Похоже на то, что ты бредишь, -- заканчивает она диагностику, -- вот я и позвала врача. Съешь чего-нибудь?

Это последнее, что я слышу перед провалом в то, что она называет сном...

-- Я воспринимаю информацию и перерабатываю ее, -- отчитываюсь я перед Ветром Небес.

-- Это хорошо! -- кивает он. -- Летим!

Мы опять поднимаемся в небо, и он показывает мне мир, которого я совсем не знаю. Точнее, у меня такое ощущение, что я его уже видел когда-то, но забыл. Я вижу странные города, где дома больше привычных мне во много раз, я вижу...

Падение начинается столь стремительно, что я даже не отмечаю его начала. Но падаю я не на Землю, и не в зал, и не в свою кровать, а куда-то внутрь себя. Мимо проносятся цветные звезды, а потом, как в калейдоскопе, один за другим сменяются земные миры. И я снова просыпаюсь.