Вот так. Просто и отчетливо. Впрочем, я и не собирался приставать, только этого мне не хватало. Я постелил и снова провалился в древность.
4.
Кисть художника медленно опускалась вдоль лица Полной Луны. Меж сжатых губ Ветра едва виднелся кончик языка, выражавший усердие. Он всегда немного высовывал язык, когда был увлечен. А этот портрет был первым случаем, когда художник все время оставался недоволен. То здесь не так, то там. Ученики, окружавшие его вначале работы, потеряли к ней интерес и уже четыре дня занимались своими делами. Ветер этого не замечал.
Уже в который раз за эту неделю он вздохнул, посмотрел на холст, затем на оригинал, сидевший перед ним на фоне Цеха Реинкарнации, и гневно пнул ногой ведро с водой, стоявшее рядом.
-- Не могу, -- сказал он, -- не понимаю!
-- Стоит ли так переживать? -- произнесла девушка. -- У тебя все получится со временем. Отец говорит, что ты еще слишком молод, и тебе недостает терпения, хотя то, что ты уже сделал, он считает гениальным.
-- Да-да. Но то, что уже сделано, -- не в счет. Каждая новая работа заставляет учиться заново. Можно быть гениальным в старых вещах, а в новых... А-а, -- Ветер махнул рукой и сел на табурет. -- Иди сюда. -- Полная Луна подошла. -- Вот смотри, видишь этот цвет? Я не могу изменить его, не хватает нежности. Я уже смешивал все что можно.
-- Попробуй добавить старое яйцо, -- раздался голос позади художника.
Ветер обернулся. Перед ним стоял, разглядывая портрет, отец девушки.
-- Тухлое, что ли? Ты шутишь, Серебряный Медведь?
-- Отнюдь. Хотя говорю я не о тухлом яйце, а о желтке яйца, из которого скоро вылупится цыпленок. У людей Легенды другой цвет кожи, поэтому поверь мне -- уж я-то знаю как рисовать белокурых красавиц, -- старик усмехнулся в бороду.
Ветер задумался.
-- Что ж, может, ты и прав. Он довольно нежен.
-- Послушай меня, -- Серебряный Медведь изменил интонацию, -- мы здесь уже три недели, и я знаю, что про нас не забыли.
Художнику не нравились эти разговоры, которые старик затевал уже не в первый раз, тем более что они отвлекали его от портрета. Но приходилось слушать, ведь тот был старше, а кроме того, и это было самым главным, приходился отцом Полной Луне.
-- Если ты любишь мою дочь, -- продолжал Медведь, -- а я вижу, что это так, ты должен устроить нам побег. Жрецы не оставят тебя в покое. Ты им мешаешь.
-- Но есть еще Император, а я служу ему.
-- Ты и вправду еще слишком молод и не понимаешь многих вещей. -Старик покачал головой. -- Император -- человек. Сколько бы при нем ни было слуг, он одинок. Если его убрать -- ничего не изменится, просто будет новый Император. А жрецы -- это система. Они безлики, и их много. Они умеют и знают то, что недоступно простым смертным и даже Императору. Поэтому люди их боятся даже больше, чем твоего покровителя.
-- Ты считаешь, что Императору что-то угрожает? -- насторожился Ветер. -- И откуда ты так много знаешь о Его Венценосности и жрецах?
-- Я вижу, что он не доживет до Потопа. Но это будет его собственный выбор. Жрецы лишь выполнят высшую волю, а значит, и волю Императора. А знаю я так много оттого, что много учился, и много наблюдал за людьми, -- старик улыбнулся, -- чего и тебе желаю.
Ветер задумчиво посмотрел на Серебряного Медведя и спросил:
-- Если Император действительно погибнет, что будет? Ведь у него нет наследников и заменить его не так просто, как ты говоришь.
-- Эта сложность относительная. А начнется... -- Старик ушел куда-то в себя. -- Я пока не вижу финала, но крови будет много, причем крови не во благо. -- Голос Медведя вдруг снова изменился и стал как будто моложе. -- Но хватит о грустном. Ты должен подумать о моих словах. Только времени у тебя немного, знай это. Теперь же идите к водопадам, дети мои, отвлекитесь, иначе ты у своего холста посинеешь и перестанешь быть кому-нибудь нужным. -- Он снова улыбнулся.
Ветер вместе с Полной Луной вышли из дома, сложенного из камней и расположенного в престижном городском квартале. Не спеша они направились в сторону горного хребта, который особенно привлекал Императорского художника.
-- Как ты думаешь, почему отец так боится за нас? -- спросила девушка. -- Ведь до сих пор ничего не случилось.
-- Тебе видней, -- отозвался тот, -- вы же не признаетесь, кем он был на родине.
-- Да, он особенный человек. Поэтому я и не могу говорить о том, кем он был. Это опасно для всех нас.
-- Даже для меня?
-- Да, даже для тебя.
-- Странно.
-- Забудем об этом. -- Полная Луна обернулась вдруг к художнику и спросила, глядя в глаза: -- Ты действительно любишь меня?
Ветер смутился из-за резкого перехода к столь интимной теме, но теплые чувства победили неожиданность:
-- Я действительно люблю тебя с первого взгляда, даже нет, не взгляда, не то... Я еще не видел тебя, а уже шел к тебе, уже знал, что ты моя судьба.
-- Удивительно... -- откликнулась девушка на его слова, -- вот ты говоришь отец странный, а ведь, когда мы входили в город, он сказал, что здесь меня ждет моя судьба.
-- Вот как? Интересно. И что же?
-- Я решила стать твоей женой, -- она смущенно помолчала и добавила: -кажется, решила.
Ветер, едва не подпрыгнув от радости, тут же встревожился:
-- Как это, "кажется"?
-- Ну, решила, решила.
Художник хотел ее обнять, прижать к себе, но в этот момент из-за валуна с криком выпрыгнул брат Луны:
-- Ага! Попались?
-- Господи, Медвежий Рык, ты напугал меня, -- бросила девушка.
-- Хм, я еще и пострашнее бываю, -- сказал юноша со смехом, а потом попросил: -- возьмите меня с собой.
-- Идем, -- ответил Ветер, -- а что у тебя с носом?
Тот смущенно отвел глаза:
-- Упал.
-- Ага, упал на чей-то кулак.
-- Да ладно. Надо ж завоевывать положение.
-- Ах, вот в чем дело, -- усмехнулся Ветер, -- ну, тады ой!
5.
Проснулся я оттого, что было тяжело дышать. Схватил себя за нос, который был забит какой-то дрянью, и посмотрел на руку. Ну дела! Лет двадцать уже, с детства не шла носом кровь, а тут -- на тебе.
Я встал и пошел на кухню. Взял соль, набрал стакан чуть теплой воды, смешал это все и начал пить носом. С детства ничего не изменилось: пить носом по-прежнему было неудобно.
Завершив эту гнусную процедуру, я прилег, положив голову так, как велят в этом случае врачи. Спать я больше не собирался.