В памяти возникли слова улыбчивого рекрутёра на призывном пункте. (У нас на службе, ты сможешь понять себя!) Протягивая бланк для подписи. Слова усатого сержанта в учебке. (Сейчас будем учиться стрелять.) Протягивая учебный карабин. Слова командира специального подразделения. (Первым делом, нужно втереться в доверия…)
– Нечего из меня не получилось. – одними губами, почти без звучно, но, не в силах сдержать в себе.
Сон так и не пришёл. Свет включили по ощущениям чуть позже восьми. Вскоре, в открывшееся окно просунули шланг, мочалку и несколько одноразовых пакетиков шампуня, вырванных из какого-то модного журнала.
– В баке двести литров. Делите как хотите. Но если хоть один будет вонять, останетесь без еды.
Лишь слегка тёплая, на удивление, вода принесла облегчение. Сладкий запах ароматических добавок, свежесть, спокойствие мыслей.
Выдавив последнюю тонкую струйку на до сих пор пенные ноги, Ван озлобленно бросил шланг и, взявшись за футболку, с ожесточением принялся обтираться. Со вчерашнего дня, с ним никто так и не заговорил. Косы взгляд, недоверие, и недомолвки в разговорах, с оглядкой на предателя.
Завтрак, недолгое ожидание, и снова наручники в открывшемся окне.
– Какого хрена! Опять? Мне сложно дышать. Я больше не могу! – Миллер.
– Одевай. – в окне появилась рука с шариком.
Спорить было бессмысленно. Сопротивляться, невозможно. Один за другим, все подчинились, и коридором направились в комнату. Нечего не изменилось. У всех было ощущение дежавю. Валлон, изображение природы, искусственные шкуры, капельницы и обезьяна. Не став медлить, Саид снова выступил вперёд.
“Кто полагается на удачу.
Трус. Глупец. Смельчак. Гений.”
Игрок рассмеялся.
– Глупец.
– Самокритично. Но неверно.
– С чего ты взял, что я полагаюсь на удачу? – без обычной уверенности в голосе. – И почему не верно? Умный, найдёт выход. Придумает план. Попробует переиграть обстоятельства, чтобы они играли ему на пользу.
– Я заметил. – а затем, открытыми ладонями указал на нары.
Следующим, вперёд вышел кролик.
“Кто виновен в смерти узников концлагерей?
Сами узники. Газ, которым их душили. Пятеро солдат, не знавших, для какой цели крутят вентили. Командование, отдавшее приказ”
– Все. – без раздумий. – Кроме газа. Он, лишь инструмент, созданный как пестицид.
– И в чём же их вина? – до того бездушный, взгляд Валлона наполнился интересом.
– Первые и третьи действовали бездумно и малодушно. Надеялись, что всё сложится хорошо, делали так, как прикажут, не задавали вопросов, небыли готовы броситься в атаку с голыми руками.
– А командиры?
– Не исключение. Пошли по самому короткому пути, вместо того, чтобы изменить общество, которым нельзя управлять без убийств, или изменить людей отправленных на смерть.
В ожесточённых и пренебрежительных взглядах сокамерников читалось. – Как ты можешь судить!? – Даже чернорубашечники, стоявшие за спинами, изменились в лице. Лишь ведущий, изобразил некое подобие удовлетворения.
– Неверно по правилам, но верно, по сути. Выбирай место.
Чувствуя, как ему в спину вонзается ещё один нож, видя, как ловко разыгрывают карту розни даже в таком маленьком коллективе, Ван мог лишь слепо надеяться, что честность окупится с торицей.
Придержав Миллера за рукав, Дина вышла вперёд.
“Фильмы про любовь…
Вызывают зависть. Услаждают сердце. Трата времени. Помогают понять себя.”
Несколько минут раздумий, плотно сжатые губы, резко перемещающийся между ответами взгляд.
– Тратят время.
– Неверно.
Надрывно выдохнув, она двинулась к левым нарам, но встретившись взглядом с Ваном, изменила решение. Нахмурившись, он смотрел ей вслед, наблюдал за действиями Валлона, за тем как она вздрагивает, когда игла пронзает кожу. Смотрел, и думал о том, что стоит на гране. Сегодня ему не хватило воды. Завтра, у него отнимут обед. Отнимут, и он нечего не сможет сделать против троих. Только вопрос времени, когда они решат выместить на нём копящуюся злобу. Он уже бывал на месте слабых, неспособных справится со своими эмоциями, готовых на всё, лишь бы избавится от терзающей их боли. Даже, ценой чужой жизни.