– Я начал к ним привыкать. – отведя взгляд, притворившись, будто разглядывает карту. – Это может плохо для меня закончится. И, как видишь, они облажались. Крупно. Весь цикл стоит под вопросом.
– Я должен знать, к чему буду причастен. – серьёзно и вдумчиво. – Зачем всё это?
Нахмурившись, похититель долго думал, но, так и не дав ответа, медленно пошёл дальше. Перешагнув через тень забора погрузочной площади, Валлон произнёс в пустоту.
– Значит, придётся ждать следующего. – и кивнув в сторону платформы, присел на край бетонного кольца, ожидая чего-то.
Последние пятьдесят метров до платформы, дались тяжелее всего. Мягкие, не привыкшие к ходьбе босяком, ступни горели при каждом шаге. Лёгкие, будто забитый пылью фильтр, сколько в них не проталкивай, не принимали воздух. Чужая рука под рёбрами, скручивала кишки. Но хуже всего, были роящиеся в голове мысли. – Почему он скрывает свои цели? Я умру. Из двенадцати дней, прошло лишь пять. – Забрасывая чем попадётся, жгучую, ужасающую мысль. – Я умру. Если тем двоим, за столько времени, не удалось, то какие шансы у нас? Я умру. Как он узнал о сообщении? Не в тот же день, не на следующий, а после того, как я о нём рассказал? Я умру! И что бля делать дальше?!
От пронзающей боли по острому бетону или накатившей слабости, начали подкашиваться ноги. Чёрный зев тамбура был всё ближе. Сердце снова забилось в бешеном ритме, в глазах начало темнеть, на спине и лбу выступил холодный пот. Наступив на нагретую солнцем, откидную панель, Ван замер, не в силах сделать следующий шаг. Шаг в темноту.
– Не стой там. – от куда-то сбоку. – Мешаешь.
До того слышамый лишь пару раз, голос надзирательницы звучал резко и взволнованно.
– Свали, кому говорю.
– Я не могу войти. – с трудом ворочая языком, пытаясь удержать накатившую дрожь.
– Тогда выйти.
Второй раз повторять не потребовалось. Отступив, он развернулся, но наткнувшись взглядом на продолжающего сидеть у ворот похитителя, снова замер. Короткая заминка, и опустившись на бетон, облокотившись о грязно зелёный борт вагона, кролик облегчённо выдохнул. Так, прошло больше четверти часа. Одна, наблюдала, другой, наслаждался своим пребыванием в чистилище.
– Твой напарник, сказал, что вы нам не друзья. – переведя прищуренный взгляд в сторону голоса.
Она не ответила.
– И не враги. А если я скажу, что Он, предложил мне вашу работу? – чуть выждав. – Молчишь? Думаешь, у тебя есть на это время? Молчи. Жди. Скоро всё вернётся на круги. Поезд поедет, потечёт кровь, а вы, останетесь лежать возле дороги. Как он там говорил. Земля, болото, иногда снег. Куда он вас выбросит? – его сердце снова начали биться чаще, почувствовав травинку в руке. – Твой напарник рассказал кое-что и про тебя. – ещё одна театральная пауза. – Сегодня, у тебя был шанс выйти из клетки. Ты осмотрела поезд, заглянула в другие вагоны? Все они грузовые, с открытым верхом. Ни одного ясельного. – он слышал, или ему казалось что он слышит скрежет сживаемых в злобе зубов. – Он мог высадить его. Отдать в приют или просто оставить на вокзале. Но, ты знаешь его лучше, чем я. Как бы он поступил? Стал бы делать это? Или… – пауза, в которую ему казалось, он слышит, женский плачь. – Не пойму, почему вы не убьёте его. Заточенной ложкой или резинкой от трусов… Почему не нападёте в спину… – слова стали злее и резче.
– Потому, что мы знаем его. Знаем лучше, чем ты. – совершенно спокойным, сосредоточенным голосом. – Что ты сделал, для того, чтобы занять наше место? – театральная пауза. – А знаешь, что сделали мы, чтобы его получить? – пауза. – Тебе повезло. Тебя спасла твоя слабость. Если бы ты сбежал вместе с ними. Впрочем, сам увидишь. Но, помни. Они тебя бросили. Оставили подыхать в паутине. Ты был обузой. Как думаешь, что-то изменилось? Ты чувствуешь, как умираешь? Как все твои органы заходятся в безумном кранче, пытаясь…
Озлоблено скалясь, он рванулся во тьму, на голос. Желая заткнуть его… Она стояла посреди прохода, тёмным силуэтом. Перехватив выброшенную вперёд руку, девушка отвела её в сторону и, схватив нападающего за ворот, направила головой в стену. Короткая борьба окончилась полным обезоруживанием нападавшего.
– Его здесь нет. Моего ребёнка нет на этом поезде, и на этом свете. – грубый, злой, но в тоже время выверенный голос, громко шептал над самым ухом. – Земля, болото, может и снег ему стал могилой. И тебе станет, если не сумеешь занять наше место. – затем, совсем тихо. – А сумеешь? – и вытолкнув наружу, отступила в тень.
Тяжело дыша, Ван замер, глядя на тёмный силуэт. Поражаясь лёгкости сказанного, силе в скромном теле, хладнокровию о котором он успел позабыть… Старое место в чистилищ, под занавешенным изнутри окном, больше не казалось столь прекрасным. Невольно, взгляд зацепился за предмет наблюдения. Не заметив короткой стычки, Валлон находился на прежнем месте.