Первым чувством, даже раньше боли, было отсутствие движения. Поезд стоял на месте. Опасливо шевельнувшись, скрюченные пальцы разжались, прикоснувшись к холодному полу. Действительно холодному, как земля поздней осенью. Сжав онемевшую пятерню, прижав руку к груди, выдохнув в дрожащий кулак, Ван поднял взгляд, оглядывая камеру.
Подтвердилось худшее. Смерть девушки не была кошмаром. Их осталось двое. Немощных, выжатых, еле живых, забытых. Приподнявшись на локтях, кролик подтянул ноги, и самонадеянно попытался встать. Момент падения исчез из памяти. Мотнув головой, поняв, что снова лежит на полу, чувствуя как всё плывёт, он не стал пробовать снова. Мысли путались, цепляясь за ощущения. А ощущений было достаточно. Расскажи ему кто-нибудь, что человеку доступно столько отвратных оттенков дискомфорта, по силе не дотягивающих до боли, но и не настолько слабых, чтобы отмахнутся, Ван назвал бы его отпетым мазохистом.
Медленно разгоняясь, время уносилось всё дальше от места пробуждения. Минута, четверть часа, затем час целый. Миллер не двигался, даже после третьего часа, хотя, по вздымающейся груди было видно, что он ещё жив. Другой, сев возле двери, подальше от внешних, холодных стен, обхватив себя руками, ждал появления врага. В его голове крутились десятки вариантов того, что можно сказать, спросить или как обозвать. Валлон, был единственной переменной, на которую можно повлиять. Время шло, но никто не появлялся. В гнетущей тишине, без ставшего привычным, перестука колёс, слышался лишь гул металла, и шёпот сквозняков, пока вдруг, с грохотом, где-то неподалёку не начали сыпаться камни. По идущей от пола вибрации стало ясно, что погрузка ведётся в вагоны поезда. Не прекращающийся, звонкий и громкий в начале, постепенно утихающий по мере заполнения, до нового скачка.
Взволнованный, уперевшись спиной в угол, Ван поднялся на ноги. Лихорадочно заработавшая голова, начала генерировать идеи. Взгляд метнулся в сторону дырки в полу. Пара шагов в её направлении и начав терять равновесия, он отступил к стене. Чтобы избежать риска падения, пришлось опуститься на пол и ползти на карачках. Ещё совсем недавно незаметное расстояние, сейчас вызвало одышку. Наконец, прильнув к отверстию, он закричал.
– Помогите! – собственный голос, показался чуждым. – Мы здесь. Кто-нибудь. – кашель оборвал хриплые вопли. – Там кто-нибудь есть? Пожалуйста.
Голова отяжелела и её пришлось опустить на сгиб локтя. Лоб смочил пот, ссаднило пересохшее горло. – Если поезд действительно автоматический, такой же может быть и погрузочная станция. – Вдруг, в коридоре послышался металлический шорох. С трудом сев, Ван уцепился за стену и, поднявшись на ноги, почти не видя от серых мушек, поспешил к двери. Два шага вдоль стены, ещё два, срезая угол и не устояв, он рухнул лицом перёд, лишь чудом успев подставить руки.
– Помогите! – еле хрипя, поднеся губы к самому зазору у пола. – Спасите нас. Спасите. – задохнувшись, и зайдясь кашлем.
Шум повторился ещё дважды, совсем близко, а затем прекратился. Находясь к источнику ближе, чем в прошлый раз, теперь можно было точно сказать, что это не шаги и не попытки вскрыть дверь. Нечто вроде скребущего по обшивке когтя или работа специфического механизма.
Не то захныкав, не то засмеявшись, кролик потёр лицо, выдохнул в ладонь и, сев на холодный пол, зажмурился. Ему хотелось погрузиться в сладкие грёзы о мести, о свободе, возвращении домой, но на ум приходили лишь воспоминания из игровой комнаты. Капающая кровь, звуки природы, неразборчивый басистый голос, задающий очередной вопрос. Открывшись, глаза слепо уставились перед собой, против воли, видя лишь не давнее прошлое.
Колонны людей, идущих по жидкой грязи, увядающие под действием дефолианта посевы, обломки вертолёта с красным крестом на борту.
Непрерывный грохот ссыпающегося сырья приблизился ещё на два вагона, прежде чем мысли смогли успокоиться, а сердце снова начало биться ровно. Сфокусировавшись, взгляд устремился ниц, побегал из стороны в сторону, а затем замер, зацепившись за что-то. Какую-то не уловимую мелочь, изменение. – Из-под двери почти нет света. – Наклонившись, Ван заглянул в узкую щель. Медленно, его губы растягивались в ухмылке злорадно и хищной, столь широкой, что позавидовали бы и клоуны. Перед дверью лежало тело, и он знал, чьё оно было. Понял, по окровавленной повязке.
Медленно поднявшись, руки упёрлись в преграду. Резкий, не сильный толчок, не возымел эффекта. Куда быстрее чем возникала, улыбка растаяла, сменившись каменной серьёзностью. – Если этот ублюдок мёртв…? Кто вообще знает, что мы здесь…? А если и знает, когда мы у них окажемся? Три, пять дней! А если больше? Только, теперь без еды и воды. А если цикл изменился…