Перед глазами девушки пролетели счастливые дни, которые она провела с Биртом, но ужасная реальность подсказала, что этого не будет уже никогда. Ни дикая боль в животе, ни животный полоумный страх не могли сравниться по разрушающей силе с этой мыслью. Девушка обмякла. Ей больше не хотелось сопротивляться этим страшным людям. Ей хотелось умереть.
И Богиня почти вняла ее мольбам.
Женщины в клетке столпились вокруг скрученного тельца и успокаивали, как могли. Милка теряла ребенка, о чем говорила характерная боль и обильное кровоизлияние. Ойме пыталась облегчить ее страдания, но в ее арсенале были только слова.
_____________________________
Такс… Я просто ссылки дам тех произведений, что влияли:
Наталья Шнейдер "Аларика"
Гетманчук Людмила, "Мир под крылом дракона"
Глава 3. Если бы козла отпущения можно было еще и доить!
Милка впала в полную апатию. Ее мало интересовало происходящее вокруг, она просто лежала на полу, уставившись в одну точку. Девушки, запертые вместе с ней в клетке, пытались о бедняжке заботиться, уговаривая поесть или согреться, но она не реагировала даже на доброту. Перед глазами плыли картины, но сознание отказывалось их воспринимать, а человеческие голоса слились в один сплошной гул. Деревенская дурочка не могла принять такой реальности, смириться и жить в ней. Хотелось, чтобы этот кошмар побыстрее закончился.
Однажды, смутно знакомые руки подняли, ухватили подмышки и куда-то понесли. Яркий свет ударил в глаза, а пальцы цеплялись за острые холодные камушки на дороге. Воспаленный мозг подсказывал, что девушки куда-то ее несут. Она слышала крики и тихий плач, который потом сменился гамом людских голосов. Она впервые осмотрелась. Грязные люди стояли ширенгами вдоль дороги, по которой ходили придирчиво осматривающие их "покупатели". Перед самыми важными почти танцевали "торговцы" с хитрыми взглядами. Одним из таких оказался Рукин. Он на все лады расхваливал девушек, что ехали с ней в большом металлическом, и теперь она это знала точно, гробу.
Вот где впервые девушка увидела городских жителей — остроухих беловолосых и в тоже время темнокожих дроу в ладных костюмах из черной кожи с неимоверным количеством ремешков и карманов, светлых эльфов с длинными локонами в струящихся платьях, длиннобородых низких, но крепких гномов с суровым взглядом, а еще много разных странных людей, кои в ее деревне не встречались. Если бы она просто шла между ними по улице, то не переставала бы восхищаться и удивляться, но стоя в шеренге рабов, выставленных на продажу, она словно покрылась дымкой безразличия.
Противно наблюдать, как женщины пытаются понравиться, проходившему мимо мужчине в дорогом камзоле и с отвисшим брюхом. "Явно не закупщик из борделя", — появилась откуда-то мысль. Милка мотнула головой и опять потеряла к происходящему интерес, уставившись в пол. Главная задача — не упасть, хотя холод пробрал уже до кости, а вскоре даже неяркое зимнее солнце прекратило освещать измученное лицо. Отрешенно девушка поняла, что перед ней кто-то стоит.
— Эта, — послышался мужской голос. — Кто, откуда?
— Из провинции, — охотно ответил Рукин. — Кровь с молоком!
— Да где ты видел такое молоко? Одна кислятина с плесенью!
— О, сударь, сами знаете, что последний торговый день в этом году! Летом они краше яблочка, а зимой…
— Сколько ты за эту гниль хочешь?
Мила передернулась и попыталась отклониться, но тут же поняла, стоит ей лишиться поддержки плеч Ойме и Анны — она просто свалиться на землю.
— Сколько б не хотел, — послышался шипящий старческий женский голос, — мое дело!
— Драк… госпожа Зорна! — начал удивленно Рукин. — Какими судьбами?
— Да щас меня судьба в это убогое место приведет! Я по делу! А девку, — тут Милка почувствовала, что цепкие пальцы открыли ей рот, для осмотра зубов, — забираю.
— Но позвольте! — начал господин в камзоле. — Я первый…
— Был первый, стал последний! — накинулась на него женщина.
— Да как вы со мной разговариваете?! Вы хоть знаете, кто я такой?!?
— А вы знаете, кто я такая? — сурово спросила женщина. Странно было видеть, как невысокая старушка в одежде мало чем отличающейся от лохмотьев угрожает уважаемому горожанину. Тут слуга подпрыгнул к уху господина, выражение лица которого тут же изменилось, после чего они оба спешно ретировались. — То-то же, — удовлетворенно сказала женщина и уставилась на Милку.
— Госпожа Зорна, для меня такая честь… — жаворонком разлился Рукин.
— Молчать! — резко прикрикнула на него женщина и опять обратилась к Милке. — Ты кто такая? Откуда?
— Из деревни, — начал Рукин.
— Я сказала — молчать! — а потом снова повернулась к "говорящему товару". — Ну?
— Из Боржичей.
— Родные?
Милка вспомнила перспективы, которые предлагал ей отчим и глаза девушки наполнились крупными слезами. Выходит, что бордель в городе, что свинюшник дома — одна судьба.
— Понятно, — вдруг мягче сказала госпожа Зорна. — Готовить умеешь?
— Да, — пискнула Милка. — Каши, супы, мясо жаркое, хлеб и пироги…
— Такая малая, а все умеешь? — с чего-то удивилась госпожа Зорна. — Не то, что наши, городские… Чего ж так?
— У меня шесть маленьких дома, седьмой на подходе, — тут слезы не удержались и в два ручейка размазали грязь по щекам, — им. Пока дома жила.
Госпожа Зорна кивнула и бросила Рукину:
— Девку я покупаю.
— Конечно-конечно! Только никаких денег! Так сказать, подарок от фирмы!
— Хех! Фирму нашел! Не надо мне бесплатно! Плохая примета. На тебе десять медяков!
Десять медяков это цена упитанной уточки.
Вместо того, чтобы оскорбиться, Рукин почтительно раскланялся, даже более усердно, чем перед богатым господином.
— Ну, мелкая, пошли, — сказал она и отвернулась, чтобы уйти, но Милка не сдвинулась с места, тогда старуха вернулась и крепко схватила ее за руку, со словами: "Пошли, кому говорят" — потащила с рынка прочь.
Мила в последний раз оглянулась на вереницу женщин. Ойме и Анна украдкой помахали, другие женщины попытались улыбнуться, даже Тамара кивнула на прощание. Милка одними губами прошептала "спасибо вам" и повернулась вперед.
У девушки не осталось сил, чтобы вырваться и бежать. Да и куда бежать в этом страшном месте? Если госпожой Зорной руководило Дело, то ее, сироту деревенскую, по свету гоняла одна лишь Судьба.
Глаза не подымались выше дороги, заваленной грязным снегом или покрытой скользким льдом. Слишком устала. Чтобы замечать что-то другое. Ничто ее больше не интересовало. Одного хотелось — дойти и упасть. Шли женщины долго, небось весь город прошли или того дальше. Уже даже солнышко стало садиться, — как-никак зима.
Тут послышалось:
— Ну, потерпи. Пришли уже, — девушка подняла глаза и увидела темную каменную стену с железными воротами. Старуха постучала сильным кулаком по холодной стали.
— Кто-о такой?!? — спросил бравый голос.
— Свои! Открывай, дубина! — огрызнулась госпожа Зорна.
— А, дра… то есть, госпожа Зорна!