На балу зимой 1829 года всех восхитила необыкновенная классическая красота шестнадцатилетней девушки, которая впервые появилась в свете. Тело мраморной статуи, ангельское лицо, освещенное глазами, похожими на озера под луной, черные, как ночь, густые и шелковистые волосы. Юная Наталья Николаевна Гончарова приковывала к себе все взгляды. Давно уже не восходила на светском небосклоне столь совершенная звезда!
Красавица Натали, увы, была бесприданница. Мать ее, женщина властная и несколько вздорная, возлагала на неземную красоту Натальи большие надежды. Дочерей было три, а средств никаких. Имение в Полотняном Заводе расстроено донельзя. Нет, девочкам нужны богатые мужья, а уж Наталье следовало найти такого принца, каких и в свете нет. Дома у Гончаровых разговоры об удачных браках велись постоянно. Наталья слушала и томилась.
Красавицу-дебютантку, постепенно осознающую всеобщее восхищение, только что после вальса проводил на ее место возле матери какой-то очередной кавалер. Вдруг она заметила среди собравшихся на балу странного человека. Невысокий, худощавый, но отлично сложенный, очень смуглое лицо, темные горящие глаза, курчавые черные волосы и бакенбарды… Этот человек был окружен толпой гостей, но смотрел только на нее. Охваченная внезапной дрожью, Натали наклонилась к матери и, потихоньку указывая кончиком веера на того, кто ее так заинтриговал, спросила:
– Кто этот мавр, матушка?
Старшая Гончарова взглянула и без интереса ответила:
– Это Пушкин, милочка, поэт, гуляка, репутация самая дурная. Теперь царь его ласкает и все женщины без ума от него.
– Да уж больно нехорош. Глаза безумные, росту маленького.
– Бог с ним, Наташа. Он хоть, говорят, и царского рода, да нам не годится. Титулом не вышел. Не богат. А что поэт, так то чести немного.
– Как же царского рода и без титула? – заинтересовалась Натали.
– Рассказывают, дед-то его был совсем арап. Сын какого-то тамошнего царя не то князя. Кто их там разберет – дикость. Сюда его привезли да царю Петру подарили. Вроде бы он его и крестил. А Пушкин, стало быть, его внук, из рода Ганнибалов он по матери.
Натали состроила кокетливую гримаску. Какая странная и романтическая история. Цари, арапы, дальние страны. Дамы и вправду от него не отходят. Поэт. Должно быть, со всеми знаком.
Подошел Вяземский осведомиться, каково чувствует себя здесь в его доме такая красавица.
– Представьте мне Пушкина, – улыбнулась Натали.
Несколько секунд спустя очарованный Пушкин склонился перед той, которой предстояло заполнить его жизнь. Она улыбалась. После тура вальса, ослепленный красотою юной нимфы, Пушкин ощутил, как сильно бьется его сердце. Многие женщины пленяли его, но теперь… Его охватило чувство такой силы, какой он доселе не знал, необузданная страсть, невероятный пыл.
– Эта девушка… – прошептал он Вяземскому. – Она равна музыке Моцарта!
– По грациозности – может быть, но отнюдь не по гениальности, – рассмеявшись, ответил князь. – Ну-ну, мой друг, возьмите себя в руки! Вы похожи на лунатика: грезите наяву… Если уж она вас так покорила, отвезу вас завтра к матушке вашего кумира, возможно, это вас несколько отрезвит…
Матушка Натали Гончаровой не сохранила следов своей былой красоты, которая в молодости привлекала к ней многие взоры. Теперь уже не то. Желание выдать замуж своих дочерей владело ею всецело. Гости оценивались исходя из этого. Деньги, деньги были необходимы, чтобы вывозить девиц на балы, иначе и завалящего жениха не сыщешь. Наталия Ивановна влезла в долги, да и кто из русских дворян обходился без этого. Наташа могла бы сделать блестящую партию, но для этого опять же нужны деньги. Такие или почти такие размышления занимали мадам Гончарову во время визита князя Вяземского, привезшего к ним Пушкина. Досадно, право, что это за жених, нет бы привез кого побогаче, даром что у самого денег куры не клюют. Наталья Ивановна была ужас как нелюбезна. Пушкин злился сам на себя, на Вяземского, на эту мегеру.
Но Натали – ангел небесный, мадонна. Все забывалось при одном взгляде на нее. Какая кожа, плечи. Какая грация в движениях. Ничем не омраченное чело, очарование взгляда. Может быть, именно ее он ждал так долго.
Когда Вяземский, выходя из дома Гончаровых, не без иронии поинтересовался, испытывает ли Пушкин по-прежнему желание ухаживать за Натали, тот с горячностью воскликнул:
– Больше чем когда-либо! Я очарован навсегда. Теперь я могу думать только об одном: я должен на ней жениться.