Да и с другой, в принципе, тоже.
Да, определённо поебать, ведь когда Айрин тащит его за руку в дом, уже вдоволь наигравшись, он оборачивается на Гилл, поджимающую губы от злобы внутрь, и весело подмигивает. Подмигивает, хоть и осознаёт, что этот жест, по сути, может стоить ему жизни.
Будто укол под тонкую кожу.
Скарлетт чувствует, как ревность стеклянными осколками распарывает горло изнутри, и всё, что ей остаётся – сплёвывать кровь на Юдифь и убитого Олоферна, разрывая красную нить слюны и чувствуя иглу в каждой вене своего блядского тела. На дыхательные пути давит камень, а в уши льётся болтовня Эллы про глобальное потепление и выбросы углекислого газа, что способствуют превращению глыб льда в воду. Она даже не переспрашивает – только рассеянно кивает, крепко сжимая ножку бокала в руке и постоянно оглядываясь.
— Эй, – девушка слегка касается плеча Скарлетт, – всё в порядке?
— А? – мгновенно отзывается, вырываясь из пучины мыслей абсолютно деструктивных. — Ты о чём?
— Ты какая-то нервная, – смешок как способ разрядить накалившуюся обстановку. — Ничего не случилось?
(«только блять не делай вид что тебе есть до этого какое-то дело вам же всем в реальности п л е в а т ь»)
Гилл смеётся расслабленно, ослепительно улыбается собеседнице и представляет, как вспарывает грудную клетку Ричарда:
— Да нет, тебе кажется.
(«разворотить его ебаные внутренности железным крюком и растянуть кожу в стороны хочу посмотреть на его гнилое с е р д ц е»)
— Так о чём мы там говорили? – Гилл делает глоток, пока улыбка продолжает переливаться в свете гирлянд. Мысли щёлочью выедают остатки самообладания, она воображает картину, от которой хочется выблевать собственный желудок,
(«а желудочный сок залить в сжимающееся от боли горло»)
как падает тусклый свет на пальцы, пережимавшие её артерии и душившие, как последнюю ноту, как заламывают чужие запястья, рвут одежду, что принадлежит не Скарлетт,
(«вавилонская шлюха»)
как очередная дрянь опускается перед ним на колени, и…
— Об экологии, – Элла смеётся, улыбаясь во весь рот и допивая своё красное полусладкое.
— Очень странно обсуждать это в такой… – поджимает губы, не прекращая источать чистое обаяние. — …обстановке.
— Мне так не кажется, – её манера речи странная – она говорит как-то очень быстро, глотая слова. — Вполне себе подходящее место. Пойдём, – девушка неожиданно ставит свой бокал на стол и подаёт Скарлетт руку. — Потанцуем.
Гилл смущённо
(«ха-ха»)
улыбается, пытаясь строить из себя стеснительную девочку, ломается, но всё же идёт за Эллой в толпу. Всё же танцует. Танцует, когда взгляд падает в глубокую тарелку со льдом.
Чем его раскалывают?
Пестик для колки. Пестик для колки льда из нержавеющей стали с деревянной рукояткой. Пестик для колки льда из нержавеющей стали с деревянной рукояткой, которым можно пробить голову Баркера.
Элла кружится в платье с жёлтой аппликацией и длинным шлейфом, подшофе, в сияющих огнях и окружении таких же весёлых, кажется, беззаботных гостей. Фантазия Скарлетт рисует кровью сцену того, как её руки цепляются за чёрные волосы и пробивают оба уха стальным зубцом. Пластик подделки.
Элла не отпускает её руку и двигается забавно-неуклюже, задевает короткую причёску, очевидно наслаждаясь вечером и обязательно кого-то толкая. Скарлетт думает о том, как скоро умрёт человек, если содрать с него кожу заживо.
Хочется сломать себе пальцы и выгрызть ногти под корень, пережевать всю пластину и расколоть во рту, ведь её злоба не имеет границ. Наверное, слышать хруст чужих костей под своей подошвой – приятно несказанно.
— Сейчас свалюсь, – хихикает Элла, останавливаясь. Она дышит глубоко, пускает по пищеводу содержимое уже другого бокала и отсвечивает диадемой в рыжеватых волосах. Скарлетт обводит территорию взглядом пустых глаз.
Ей, на самом-то деле, плевать. Определённо. Гилл хочет вырвать его лёгкие и разорвать свои собственные не потому, что он оставил её без внимания. Ей нет до него дела – его ломающиеся кости в её мыслях разрывают тишину тяжёлым грохотом, но Скарлетт без разницы. Нужна только причина, чтоб запустить под веки Ричарда завесу вечного сна.
Отравляющий цветок концетрированной ненависти пускает корни где-то рядом с сердцем. Ей больно дышать.
— Смотрела «Великого Гэтсби»?
От изысков этого места глаза покрываются кровоточивыми сосудами.
— Про того странного мужика, который закатывал вечеринки каждые выходные в своём доме, чтоб завлечь некогда любимую девушку?
Как она смеет говорить о напыщенности, когда у самой пафос стекает крупными каплями с тёмно-вишнёвых губ?
— Любовь – штука невероятная, – смешок. Очередной глоток вина.
Ревность рвёт внутренности в клочья и оставляет садняющую пустоту между рёбер.
— Любовь – бесполезнейшая трата времени, – изрекает Скарлетт, наблюдая за Брен, что натянуто улыбалась в объятиях своего… парня? Какого, блять, за месяц?
— Почему ты так считаешь? – Элла смеётся, удивлённо вскидывая бровь с изломом.
Бренда никогда не отличалась чувством стиля – нацепила на себя как можно больше побрякушек, чтоб уж наверняка. Сиять так сиять.
— Ну, знаешь ли, для меня всё, что требует эмоциональных ресурсов не в мою пользу – бесполезная трата времени, – голос снижается, сводя все эмоции на нет. Внимательно следит за тем, как меняется в лице её якобы подруга. Намечается ссора.
Чужие страдания всегда доставляли ей шипящее под кожей удовольствие.
— Ты посвящаешь всего себя кому-то другому, а это уже абсурд чистой воды, – пожимает плечами, не сводя взгляд с Линдгрен, чьи эмоции начинают бить ключом. — Влюблённые люди тупеют на глазах. Жалкое зрелище, – вздох. — Это как…
— Болезнь?
Скарлетт чувствует его дыхание на своей шее; Ричард, бесшумно подошедший сзади, в привычной манере кладёт подбородок на её плечо и что-то мурлычет.
— Да, Рик, – её сокровенное желание – накормить его свинцом. — Болезнь. Подслушивать чужие разговоры – не хорошо, мама разве не учила? – слова пропитываются жгучим недовольством, когда пальцы стискивают бокал до белого цвета в замёрзших костяшках. Сейчас лопнет. Прямо в руках.
— Чужие? – притворяется чересчур наигранно. — Я думал, мы уже подружились, – тянет уголки губ вверх. — Я украду её на пару минут, можно? – спрашивает разрешения Эллы, не беря в счёт её мнение.
— Разобьёшь ей сердце – разобью тебе лицо, имей в виду, – с деловитым видом опустошает бокал и разглаживает складки на длинном платье. — А так – да, конечно можно.
— Хорошо, учту, – Баркер послушно кивает, отводя Скарлетт, что сжала зубы от подкатывающей к горлу ярости, в сторону. Она не подаст виду.
— Мне больно, – отскакивает от зубов, когда пальцы Рика врезаются в запястье привычно болезненно.
— Мне похуй.
Чистое отвращение ложится бликами на синюю радужку покрасневших глаз.
— А что случилось? – глумливо до горечи. — С чего это тебя так перемкнуло?
— Разве перемкнуло? – зажато улыбается, заключая всю искромётную ненависть в линии сжатых кулаков. — Всё в порядке. Вроде.