— Такой вид, будто тебя вот-вот вырвет, – и ухмыляется. Так самодовольно и приторно-сладко, от начала и до конца унизительно, р-а-з-р-у-ш-и-т-е-л-ь-н-о, и на какую-то секунду хочется пустить слезу от собственной беспомощности, ведь он настойчиво доказывает своё мнимое превосходство.
— Может, выпила слишком много, – апатично ведёт плечом. — Ты тоже не в лучшем виде, – намекает на волосы, что слегка растрёпаны. — Подружка помогла или сам красоту навёл?
— Какая? – оборачивается назад, показательно ища подружку, о которой заговорила Гилл. — Из всех подружек здесь у меня только ты.
— Приятно, – сонно лжёт, всем своим видом демонстрирует, насколько ей безразлично.
— Из-за неё, небось, бесишься? – скалится, пытаясь задеть хоть какие-то струны её души; без разницы, все они давно порваны.
— Сплю и вижу, – кивает, аккуратно потирая глаза, чтоб ненароком не смазать косметику.
— Да ладно, – тон Баркера смягчается; звенящее самодовольство развевает первый порыв ветра. — Девчонка на один раз, не более.
Скарлетт поднимает голову:
— Почему тебе кажется, что меня это, блять, хоть как-то беспокоит? – срывается с языка. — Мне плевать.
Рик молча смыкает пальцы на её запястье и приподнимает руку, что дрожит от перевозбуждения и боли в груди. Он шепчет на ухо, стоя непозволительно близко:
— Только твоё тело говорит об обратном.
Её губы плотно сжимаются. Она смотрит на Баркера в упор, сужая чернильные зрачки, резко очерчивая углы рта; в ней плещется гнев и импульс вибрирует, как натянутая проволока, как провод, затягивающийся на чужой
(«его»)
шее и вырывающий рваные хрипы.
Скарлетт звонко разбивает бокал об стол.
— Моё тело говорит только о том… – из её рта – шипение гремучей змеи и смертельный яд, когда она направляет острый осколок, оставшийся от бокала, на Ричарда; стекло – в исколотых линиях, с каплями тёмно-красного вина на режущей кромке. — Только о том, что хочет перерезать твою глотку, если ты сейчас же не… – осекается, видя отпечатавшуюся на лице Рика неожиданность.
Ветер колышет выбивающиеся из причёски волосы и Гилл сглатывает свою желчь – истлевает, горит и дышит, чувствует, как кровь шумит в ушах, выдыхая пепел. Вспыхнув как спичка, Скарлетт догорает за считанные секунды; боль из горла вытаскивают костью, ставшей поперёк. Пальцы больше не бьёт мелкая дрожь.
— Чёрт, – тихо проговаривает, ощущая, как нечто внутри, что срывает её с раскалённой цепи, опускается в пучину ледяной воды. С головой накрывает спокойствие. — Прости, я не… – извиняется просто ради приличия, осматривая руки, забрызганные вином, и битое стекло. — Не хотела.
Ричард улыбается, как Чеширский кот, от уха до уха, довольный до такой степени, что даже в воздухе Скарлетт чувствует его мимолётную эйфорию.
— Всё хорошо, солнце, – вино греет связки. — Я бываю невыносим.
— Чаще всего, – грустно улыбается, ощущая привкус кислой лжи под языком.
Ричарду нравится.
Она скалится так часто, что, кажись, её зубы скоро раскрошатся; Рик наблюдает за ней, как кот внимательно следит за мышью, которой кажется, что она в силах обмануть хищника. Нет, неуместно – они и вправду на равных условиях.
Хищница. Такая же, как и он.
Скарлетт уходит с битым бокалом и обещает вернуться. Он, наверное, был бы не против, вскрой она ему горло при всех. Он, наверное, был бы счастлив и бесконечно рад. Маску с лица Гилл, наверное, придётся срывать с кожей, цепляя края отросшими ногтями.
Визг ударяет по ушам и Баркер поворачивается. Виновница торжества.
Брен, гневно крича, бьёт какого-то парня по плечам; тот хватает девушку за запястья и пытается успокоить её, но она не поддаётся, распаляясь только сильнее. Ричард расплывается в улыбке, чувствуя, как триумф течёт в горло. Транки тормозят ему кровь.
Парочка ссорится, Бренда – в слёзы и истерику. В его голове одно: мотив. Она расстраивается так сильно, что, упс, нечаянно напивается и так же нечаянно оказывается в его руках. Её парень куда-то слинял, только вот шоу продолжилось: Ричард знает, что сегодня – последний раз, когда он видел свою возлюблённую.
Брен кажется хорошей идеей начать ныть о несправедливости жизни в его компании. Скарлетт так и не вернулась. Без неё – нельзя. Никак.
— А знаешь… – они сидят в беседке возле кристально чистого бассейна, где заканчивается видимость; считай, отрезаны от остальной тусовки в стеклянном особняке и закрытом дворе, что со всех сторон окружён аккуратно выстриженной зеленью. Девушка смешивает водку со спрайтом и предлагает ему, на что он отвечает сдержанным: «Нет, спасибо». Брен быстро переходит на чистую текилу. Уже не плачет, только выливает свои переживания на него. Глаза Рика сверкают в мутной мгле. Он ждёт.
— М? – задумчиво кивает.
— Меня, типа, во-обще заебало, – пьяно хохочет, отхлёбывая больше. — Джастин – мудак ебаный. Фу, – она икает в перерывах, смотря в пол. Голубая вода тихо плещется. — Да пошёл он. Еб-лан, – заходится смехом ещё более громким, поправляя броский наряд.
А Баркер неосознанно, на подсознательном, сравнивает её со Скарлетт, которая выигрывает по всем критериям: чистая грация с отстранённостью, притягательный холод и его квинтэссенция, тягучий мрак со сладостью лакрицы. То, что он видит перед собой сейчас – потёртая обёртка от конфеты, совершенно дерьмовой на вкус.
Может, она и вовсе того не стоит – в ней нет того, что он ищет так отчаянно. Может, от этой идеи нужно отказаться.
— Хочу спать, – Бренда ставит бутылку на низкий стол и по скамейке придвигается к нему; от неё несёт алкоголем и тотальной безответственностью. Девушка кладёт голову на его плечо.
Ричард, внимательный слушатель, ухмыляется:
— А мне что делать потом? – тихо. — Сидеть так до утра?
Бренду не нужно дурачить. Бренда – дура и без того.
— Не-е, – протягивает и трётся об него носом. — Отвези меня домой, – бормочет.
Рик достаёт телефон из кармана брюк, на которых звенят цепи. Контакт Скарлетт в мобильном: «манеки-неко».
подойди к беседке
???
— Ты уже дома, – выдыхает, набирая сообщение.
— Неа, – устраивается поудобнее на плече. — К себе домой, – смеётся. Ему хочется её ударить.
возле бассейна. сейчас
Бесцветное «прочитано» на экране. Несколько минут. Звук шагов. Брен неразборчиво болтает, не прекращая икать; что-то спрашивает про Скарлетт, быстро меняет тему, ноет и заново, циклично. У него мозги начинают вскипать от раздражения, но приход Гилл – как анестетик.
— Ну, – она идёт лёгкой поступью, с сумкой через плечо и враждебностью в голосе. Олоферн на её платье умывается приглушённым светом. — Что такого важного произошло, что вы двое решили оторвать меня от размышлений о жизненном фундаменте в гордом одиночестве?
— Ты, если не ошибаюсь, очень весело проводила время в компании Эллы, нет? – звучит так претенциозно, почти как: «Я не позволял тебе разговаривать ни с кем, кроме меня».
— Ближе к делу, – всматривается в своё запястье, на котором нет часов. — Стрелки показывают: через пару минут время напиваться в слезах, так что поторапливайся.
— Каждая секунда на счету? – не может прекратить язвить.
— Я пошла, – фыркая, Скарлетт поворачивается спиной к беседке и обходит скользкий бортик бассейна. Она собирается уйти, но вкрадчивый голос Ричарда останавливает её на полпути.
— Брен хочет, чтоб мы отвезли её домой.
Как вкопанная. Гилл цепенеет, смотря за угол особняка. Замирает, и, кажется, с первого мгновения понимает, что значит эта фраза.
— Мы? – волнение колет горло и вырывается дрожью. В голове – раскаты грома, в желудке – что-то вязкое и липкое, подкатывающее к самим миндалинам.