Панорамные окна открывают обзор на двор и длинную улицу за его границами. Преспокойный, Баркер стряхивает пепел, пока машина Скарлетт приближается к воротам, ярко сверкая фарами. Сегодня Ричард обнажает клыки.
Зажигалка щёлкает над третьей, когда входная дверь тяжело открывается. Он слышит смех Скарлетт – его, его, до скончания веков его Скарлетт – и низкий мерзотный голос того ублюдка.
Широкое лезвие переливается в лунном свете. Чем шире – тем больнее, Итан, знаешь? Да, именно поэтому он сжимает рукоять топора так крепко. Свет внизу загорается. Грохот. Чёрт-чёрт-чёрт, только бы не… Ч-ё-р-т.
Но нет, голос Гилл ровный, когда она ведёт его по лестнице наверх, прямиком в ловушку. Рик радостно улыбается; он разминает шею. Он упоительно счастлив, он трезв, а чувствует себя так, словно нажрался эйфоретиков. Через несколько коротких мгновений его жизнь – их жизнь – расколется на «до» и «после», ведь сегодня они познают жестокость, истинно и бесповоротно.
Ричард дымит. Они на этаже. Его вот-вот вывернет: он слышит всю ту грязь, что льётся изо рта уёбка, и хочет всадить лезвие топора в его пустую башку.
Почему нет?
Он лезет к ней настойчиво. Итан пытается запустить руки под её юбку и она, неохотно, борясь с собой, позволяет.
(«я ценю твою преданность, манеки-неко»)
Сигарета в его пальцах истлевает. Рик задумчиво прикусывает нижнюю губу и слышит, как этот кусок дерьма спрашивает что-то вроде: «У тебя ведь есть парень?» Скарлетт отвечает что-то недвусмысленное; он даже не слушает – резко толкает её и присасывается, как ебучая пиранья, опускает руку ей на задницу.
(«я вырву тебе гланды голыми ру-ка-ми»)
— Куда он только смотрит?
Рик, выпуская в воздух остатки дыма, тушит сигарету и бросает окурок наземь:
— Ну, сюда я смотрю, и что?
Баркер улыбается во весь рот, когда Скарлетт включает свет. Она закрывает за ними дверь, скалясь хищнически, скалясь злостно и мстительно; лампы вспыхивают одна за одной.
— Это чё ещё за хуйня?! – Итан взвизгнул, завидев остро наточенное лезвие. — Чё происходит?!
— Тебе никто никогда не говорил, – Рик скользит по кромке ленивым взглядом, – что, если девушка тебе отказывает, это значит, что от неё нужно отъебаться, нет?
— Убери это, – парень шарахается к двери, закрытой на замок. — Я, блять, понял всё, не нужна мне твоя… Ты шизофреник, – он снова пятится. — У тебя с головой не всё в порядке, долбоёб!
— Нет, ты, похоже, вообще ничего не понял, – Баркер огорчённо вздыхает. — Котёнок? – улыбается довольной Скарлетт. — Я не хочу запачкать тебя.
Она послушно отходит, искрясь от счастья.
— Эй, чувак! – он рефлекторно закрывает голову руками. — Я всё…
Ричард замахивается.
Он бьёт его в живот — лезвие проходит глубоко: без пяти минут труп выгинается в адской агонии, пока тёмная кровь пузырится на его губах и струится по подбородку.
Ещё.
Рик выдёргивает топор из брюшной полости. Адреналин выжигает нервы, когда дыхание сбивается;
(«дышать больше не нужно»)
сквозь гортанный стон боли Баркер бьёт вновь.
Итан, до этого кое-как державшийся на ногах, теперь тянет трясущуюся руку к смертельной ране в попытках её закрыть, а Ричард кромкой рвёт его тугую плоть, и тогда жертва с грохотом падает на колени; кишечник вываливается наружу. Итан закатывает пустые глаза.
— Ебаный ты кусок мусора, а, — счастливая улыбка рвёт углы рта, лёгкие содрогаются от приступа истеричного хохота.
С размаху Рик наносит удар по лицу: он вгоняет лезвие в рот, как в лунку, и нижняя челюсть с хрустом разламывается. Булькающий звук прерывается. На пол летят ошмётки кожи вместе с раздробленными зубами.
Шаг назад.
Кровь кипящей лавой разливается по покрытию, ведь изувеченное тело валится на пол. Он чувствует на себе куски соединительных тканей, дышит часто и рвано, облизывается, ощущая голод; бурлящая энергия поднимается к горлу, вот только вместо рвоты горло выедает восторг.
Баркер растирает кровь по шее.
Закинув оставшуюся половину расколотого черепа вверх, труп оставляет омертвевшие руки прижатыми к вспоротому животу, уродливо вывернутому так, что жёлтая жировая прослойка поблёскивала в жидком свинце. Глазные яблоки закатились к самому лбу. Челюсть висела на остатках мышц, больше не сокращающихся.
Ричард присаживается рядом. Что он чувствует?
А ведь это на него вовсе не похоже: он, никогда не заставлявший своих жертв страдать, оглядывает труп, истерзанный в клочья, и вдыхает запах смерти абсолютно невыносимой, улыбаясь от уха до уха. Зрачки наверняка уже выжгли радужку.
Насилие ужасно. Ричард ужасен трижды.
(«что она с тобой сделала?»)
Ричард вырывает челюсть.
Тишина трещит помехами. Тишина умирает во всхлипе Скарлетт.
Рик оборачивается назад; туда, где, в состоянии шока, она закрывает лицо руками.
— Что такое? – осторожно спрашивает, орудие убийства звонко бросая на пол. Кисти его покрыты кровью так же густо, как и стремительно теплеющее лезвие. — Скарлетт? Что-то случилось? – он убирает её руки и видит, как в глазах сверкают слёзы. — Он что-то сделал с тобой?
Она смотрит на него молча.
— Скарлетт, – Баркер оставляет кровь в тёмных волосах, смотря на неё снизу вверх. — Что произошло?
Гилл поджимает губы внутрь:
— Чувствую себя грязной, – роняя слёзы, шепчет неуверенно. — Это так… Так… Гадко, – голос ломается.
— Я понимаю, – шепнул в ответ Рик. — Но так было нужно. Ты сделала это ради нас. Он искупил свою вину, смотри.
Она, колеблясь, смещает фокус на разрубленное тело, что вытаращенными мёртвыми глазами всматривалось в пустоту; Скарлетт не удостоила его долгим взглядом.
— Ты был прав, я… — Гилл хватается за голову, когда слёзы струятся вниз по лицу. — Я — чудовище.
— Что? — фыркнул Рик. — Нет. Нет, с чего ты взяла?
— Он ведь ничего не сделал. А что сделали мы? — в овале её глаз мерцает боль.
Искусственная.
— Мы убили его просто со скуки.
— Нет, нет, нет, — ладонями Баркер обхватывает её побелевшее, влажное лицо.
— Это не похоже на искусство, Ричард, — она, сокрушаясь, мотает головой. — Это уродливо, это… Ужасно.
— Послушай, — её дрожь проникает прямиком под его кожу. — Скарлетт, послушай. Мы сделали всё правильно. Понимаешь?
Огорчённый взгляд обращается стеклянным.
— Он мог причинить тебе вред. Он хотел причинить тебе вред, — Рик проговаривает это чётко, чувствуя вибрации ударов в каждом нерве. — И почти причинил. Видишь? Ничего чудовищного.
— Нет, мне кажется…
— Тебе кажется. Мы поступили правильно. Ты веришь мне?
Их взгляды сходятся. Зрительный контакт длится непривычно долго; ему до сих пор не верится, что по ресницам этой абсолютной психопатки стекает вина. Всё не так плохо?
— Да. Да, только…
— Без «только», — он вытирает её слёзы. — Всего лишь бесполезный мешок с мясом и костями. Ну же, не расстраивайся.
Гилл шумно выдыхает, после же растягивая губы в улыбке; сдавленно смеётся и размазывает по коже кровавые разводы.
— Мы только что очистили мир от небольшой кучки дерьма. Он должен быть нам благодарен.
А она и вправду нравится ему больше с красными от слёз глазами. Будет, блять, очень глупо, если он станет отрицать очевидное, чувствуя: внизу кровь начинает циркулировать так, что дыхание перехватывает. В горле сохнет, когда Скарлетт размазывает по лицу жидкий металл. Ричард облизывается совсем как голодный пёс и уже жалеет о том, что успокоил её.