— Нет, я мог… Избавиться, – возразил, еле подбирая слова. — Если бы она была жива, я бы мог. Ради неё. Поменяться. Побороть себя.
— Не мог.
— У меня начало получаться, – почти захлёбываясь обрывочными фразами, – у меня получалось, веришь? Я не монстр. Я знаю… Я не чудовище, я мог исправиться.
— Не всем дано быть праведниками, живущими по общепринятым правилам, – она словно вдалбливает очевидное в его и без того расколотый череп. — Кому-то приходится быть монстром, это природный баланс.
— Я не такой, Скарлетт, я не…
— Ты такой, – резко выпалила Гилл. — И ты от этого не уйдёшь. Ты не изменишься.
— Нет, я… Скарлетт… – Баркер перехватывает её запястья. — Ты не понимаешь, ты не хочешь… Я не…
Звонкий удар. Рик, огретый пощёчиной, в мгновение умолк.
— Не истери, – холодно говорит та. Она вдавливает пальцы в его щёки, дёргая на себя. Его взгляд всё ещё затуманен, и даже от резкого движения Рик, кажется, не отрезвел. — Слушай снова. Так должно быть. Ты родился с этим не просто так, и избавиться от чего-то похожего – то же самое, что отрезать себе руку или ногу. Знаешь, где подыхают люди, которые мечтают отрезать себе руку или ногу?
Его глаза пусты.
— Конечно, знаешь. Не мне тебе рассказывать.
Скарлетт угрожающе скалится:
— Я не хочу больше слышать из твоих уст речи подобного плана. От себя не спасёшься. Ни твоя дочурка, ни кто-либо или что-либо ещё не помогли бы тебе. И я не помогу. Так что прими это, дорогой, и живи дальше.
Скарлетт поднимается с пола, оставляя его, утопающего в болезненных воспоминаниях, обнимать мягкого пингвина.
— Твори своё искусство, Ричи. Пока можешь, конечно, – Гилл дёргает ручку двери, выходя из комнаты. Так и не дослушала до конца.
Когда-то у Ричарда Баркера была дочь.
Невероятно.
Комментарий к XXIII: КТО ТЫ?
скучали, котята?
(я, вообще-то, знаю, что не скучали, но для эпичного возвращения спустя три месяца молчания данная фраза звучит достаточно неплохо)
многострадальная и заебавшаяся, я тут
хочу поблагодарить розьку и курите мевиус за периодические пинки под зад. спасибо, реально.
ебала эту главу около девяноста дней, так что, скорее всего, что-то где-то упустила, что-то где-то не дописала
надеюсь внедрить пропущенное позже
если честно мне даже приятно вернуться
пока не умерла, держу в курсе
напоминаю о том что чисто ради приличия можете оставлять отзывы, мне будет тепло (не обманываю)
чмок
========== XXIV: НУЛЕВОЙ ЭТАЖ ==========
— Как же, чёрт возьми, давно я здесь не была.
Скарлетт бросает коробку с вещами на негромоздкий диван, обитый атласом. Она, в общем-то, всегда ненавидела венецианский стиль в интерьере. Марго смотрится в вертикальное зеркало в резной позолоченной раме.
— И как давно? – осведомляется Бейсингер, поправляя причёску.
— Н-ну… Может, месяц. Может, два. Не помню, – весело рассмеялась Гилл, падая в кресло с довольным видом. Она, запрокинув голову к потолку, стала постукивать пальцами по вазе из муранского стекла.
— Так у вас с Баркером, типа, всё серьёзно? – со странным выражением косится Марго, отрываясь от зеркала.
— Нет. Просто дружим: я хожу в его шмотках, живу в его квартире, ем его еду…
— Окей, я поняла, можешь не продолжать, – перебила её Бейсингер с ноткой отвращения в голосе.
Скарлетт самодовольно ухмыльнулась.
— Почему ты такая счастливая? – скривилась Марго. — Меня это раздражает.
«У вас, типа, всё серьёзно?». Да, сперва этот вопрос задавали все.
Отец, кажется, наоборот был рад тому, что дочь, настолько проблемная, наконец проваливает, хоть и корчился в попытке изобразить заботу; получалось не слишком хорошо. Джулия и вовсе едва сдерживала радость.
Но стоит отдать должное: он всё же поинтересовался тем, кто такой этот Ричард и какого, собственно, чёрта Скарлетт решила к нему переехать. Большого объёма информации он всё равно не получил.
А что бы она ему сказала? Немного наркоман, немного убийца, немного бесхребетное ничтожество, которым она помыкает? О, да. Замечательно.
— Я забыла, зачем мы здесь, – Марго наморщила нос.
— По идее, я хочу забрать пару вещей… Ну, и просто глянуть, что тут изменилось за время моего отсутствия.
Скарлетт обернулась, демонстративно осматриваясь в который уже раз.
— Только быстрее. Не хочу долго торчать без дела, – снова вздыхает Бейсингер с выражением неописуемой скуки, накручивая светлую прядь на палец.
— М-м… – Гилл смотрит на свой альбом в коробке – тот самый, которым Баркер просил не светить. Слушаться Ричарда – не уважать себя. Альбом лежит на самом верху, неприкрытый ничем, дополненный новыми изображениями.
Если Рик и правда поверил в то, что она действительно хочет поменяться в лучшую сторону – презрению не будет конца. В таком случае, он – величайший глупец из всех когда-либо существовавших.
Рассказ Ричарда не удивил её. Ни на каплю. Так уж вышло: его желания и стремления она понимала раньше, чем он доходил до них самостоятельно – буквально выуживала из него, как насекомое щипцами из-под кожи. И в том, что он ненавидит себя за совершённые им убийства, и в том, что не может себя контролировать, Гилл была осведомлена давно. Было бы странно с её стороны не пойти на опережение и не начать разыгрывать очередной спектакль.
Убийства причиняют ему боль. Почему?
Ей прекрасно известно, что это – неотъемлемая часть его натуры, рефлекс, то, в чём он нуждается, чтоб поддерживать своё состояние. Чтоб окончательно не сойти с ума, ведь, в отличие от неё, Ричард Баркер глубоко болен. И это, скорее, болезнь тела, нежели психики. Скарлетт успела заметить, как меняется его взгляд в эпизоды неистовства.
Что произошло после смерти (или, вернее сказать, гибели) Бренды? Первые минуты Баркер ликовал – таким она не видела его даже под психоактивками. Но, стоило этим минутам пройти, по краям зрачков Рика поселялся… Ужас. Да, это слегка её обескуражило.
Тоска, горечь, злоба – взрывная смесь, неизбежно приводящая к боли. Не нужно было слышать, замечать, заострять внимание – хватило бы одного взгляда для того, чтоб понять: он сожалел. Да, безошибочно.
Но показал он ей это абсолютно зря. До сих пор ещё не понял, что она – лишь зеркальное отражение его внутренних пороков. Что оставалось ей кроме как вгрызться резцами в его слабейшую сторону? Намертво.
Отпустить нельзя – только притворяться, чтоб пробраться под его кожу.
— Вроде всё, – минут через пятнадцать отозвалась Скарлетт, выходя из комнаты. Только вот…
Гилл поморщилась, ощутив на себе тяжёлый взгляд Бейсингер:
— Что такое? – она вскинула бровь. — Марго? С тобой всё в порядке?
Ответом служит протяжное молчание.
— Принеси воды, пожалуйста, – тихо просит Бейсингер, продолжая смотреть в одну точку.
И, почему-то, эта просьба кажется ей подозрительной.
— Эм-м… Окей, – Скарлетт пожимает плечами. Что у неё там, блять, случилось?
Возвращаясь со стаканом в руке, Гилл замирает: слышит возню. Ускоряется, взлетая по ступеням вверх.
— Так что произошло? – нахмурившись, вновь спрашивает та, когда Марго делает жадные глотки.
— Ничего, – ровным тоном произносит подруга, чей взгляд не прекращает пустеть. — Так… Задумалась.
— Ты уверена? – Скарлетт присела рядом, не прекращая изучать глазами переменившееся лицо. — Всё точно в порядке?