— Акация, солнышко, – чересчур натянуто улыбнулся Ричард, после скривившись. — Прости, но какого чёрта?
Баркер, конечно же, не переставал восхищаться тем, насколько невероятно-изумительно сидело на ней платье, подаренное им этим утром. С последнего показа «Диор», оно облачало её в сплошной чёрный, кружевными вставками оголяя плечи и шлейфом протягиваясь вдоль мраморного пола. Пояс обхватывает тонкую талию.
— Не понимаю, что ты пытаешься сказать, – с беззаботно-радостным видом Гилл припадает к бокалу губами, на которых ярко-красная матовая помада так резко контрастирует с белизной её безупречной кожи.
— Для чего ты её приглашала, можно спросить? – выгнул бровь он.
— Можно. Спрашивай.
Ричард тяжело вздохнул:
— Окей. Как скажешь.
— Да ладно, она довольно хорошая девчонка, – пожала плечами Скарлетт, делая новый глоток. — Всего лишь… Безответно влюблена в тебя.
Улыбка её в опускающихся сумерках стала походить на оскал. Взгляд Ричарда стеклянел.
— Приходит на праздник девушки, с которой ты вместе… Всего лишь носится за тобой, не боясь быть униженной. Всего лишь отказывается верить в то, что между вами не будет ничего, кроме секса без обязательств.
Болезненная усмешка возвращается на его губы:
— То же самое, что и у нас с тобой, – Баркер переводит искромётный взгляд на неё: — Верно?
Скарлетт мгновением кривится, но всем телом ощущает, как в кровь всасывается обжигающее удовлетворение.
(«уже смирился?»)
— Большей глупости в жизни не слышала, – фыркнула она. — Я люблю тебя, и ты прекрасно это знаешь.
Рик хохотнул.
— Я человек… Своеобразный. Холодный. И немножко безжалостный.
— Могла бы не выёбываться и просто сказать, что ты – сука, – Ричард мечтательно подпирает голову ладонью, локтем упираясь в перила.
— Да, наверное, по контексту больше подходит.
Он вздыхает вновь.
— К слову, – вспомнил тот. — Ты что-то говорила о консилере?
Скарлетт кивает:
— Помнится.
Откуда-то из кармана, что находится вне поля зрения Гилл, Рик выуживает нечто похожее на игрушку, небольшое, но блестящее и переливающееся с множеством граней.
— Оттенок С4.
Скарлетт внимательно изучает вещь, мерцающую в полумраке.
— «Джеффри Стар»? – улыбается она, демонстрируя ряд ровных зубов. — Светлый с розовым подтоном, – читает та, беря консилер в руки. — Сам выбирал?
Улыбка не перестаёт играть на лице, кажась настоящей до боли.
— Разглашать такие подробности как минимум неприлично.
Собравшиеся внизу начинают ликовать, стоит ей только завлечь Баркера в глубокий поцелуй.
Нужно признать: все они – лишь фоновая картинка для настоящего, грядущего празднества.
Скарлетт чувствует себя Джеем Гэтсби, наблюдая за людьми, что развлекаются внутри и снаружи: прыгают в бассейн, ведут беседы на терассе, паралельно опустошая бутылки с дорогим алкоголем, двигаются под громую музыку в зале – отдыхают, в общем-то, душой и телом, напиваясь вдрызг или ловя трипы. Ей дела никакого нет, и ничего из этого, естественно, не смогло бы её обрадовать. Ничего в конкретном дне в принципе не смогло бы её обрадовать… За исключением, разве что, платья от «Диор». Каким бы жалким Баркер ей не казался, но в одежде он знал толк – отрицать это было бы до смешного глупо.
Ей скучно. Смертельно скучно.
Жить в роскоши здорово, без всякого сомнения. Иметь возможность удовлетворить любое из своих желаний в любой из моментов – что ещё может быть нужным для счастья, полноценного и законченного? Ничего. Только со временем пресыщаешься.
Да, такая жизнь может показаться хорошей, но лишь в случае контраста, с которым Гилл никогда не сталкивалась. Что у неё есть? Деньги. Что с ними можно сделать?
Заткнуть чей-то рот. Купить очередной бесполезный дом. Потратить на нечто бессмысленное, но приятное. Сжечь, в конце концов, в камине на первом этаже – вариантов уйма. Деньги – здорово, но в мире, где они существуют, никогда не будет существовать мораль.
И в очередной, такой ожидаемый раз, Скарлетт вновь проваливается под лёд чужого безразличия. Она ощущает свою безнаказанность и абсолютную свободу, бьющуюся пульсом в запястьях. Совершенная репутация никогда бы не поставила её под сомнение. Затягивает.
В мире, где не осталось места для самовыражения, где все разговоры повторяются, идя по порочному кругу, где Скарлетт – человек ненужный и, по сути своей, никем не слышимый, единственный способ не рехнуться – иногда добавлять крови.
(«как
же
нудно»)
О, священное разнообразие! Жизнь перестаёт быть интересной, когда до всего, что тебе нужно – рукой подать. Больше ей заняться нечем: Гилл чувствует себя избалованным ребёнком, от скуки начинающим сердито бить ногами в пол. Вероятно, так оно и было.
Скарлетт спускается только ближе к ночи: властно отбивая ритм каблуками по мрамору, улыбаясь ярче любой голливудской звезды и ощущая лёгкий ветер в тёмных волосах, она пересекает помещение, чувствуя обращённые к ней восхищённые взгляды. Настоящая минута славы.
Гилл бы, честно, устроила массовое убийство прямо здесь и сейчас – с кровью, зверскими криками и слезами боли, пытками, унижениями… Ещё не время. Жаль.
Сегодня шум изысканной вечеринки ей вовсе не мешает.
— Эй, красотка, – с очаровательной улыбкой окликает Скарлетт подругу: — Как ты?
— О, а вот и хозяйка тусовки! – раздаётся пьяный смех Блэр, что стояла рядом со смущённой (Скарлетт знала точно) Акацией. — Всё чудесно. А ты?
— Вполне неплохо, – Гилл обвела Акацию дружелюбным взглядом. — Мм, ты не видела Марго?
— Марго? – переспрашивает Шлиффен, сглатывая содержимое бокала. — Она не захотела приходить.
Скарлетт помрачнела в мгновение.
— Не захотела? – переспрашивает, вскидывая бровь. — Что это значит?
— Ну-у… – протянула Блэр, видимо, стараясь сообразить оправдание для Бейсингер. — Ты же знаешь, что ей на таких вечерах не слишком комфортно. Они для неё… Чересчур…
— Чересчур роскошные? – Скарлетт скрестила руки на груди.
Шлиффен пожимает плечами:
— Она не из такой семьи, что и мы с тобой. Сама понимаешь.
— Да мне плевать, – отрезала Гилл. — Если дело в деньгах, она могла бы сказать мне, эта проблема решаема. Значит, это здесь ни при чём.
Блэр неловко почесала затылок:
— У неё же наверняка должны быть причины, верно?
— Ладно, закрыли тему, – тяжело вздохнула та. — Потом с ней поговорю. А что насчёт тебя? – на красных губах вновь играет улыбка, стоит ей перевести взгляд на Акацию. В голосе – ни тени враждебности.
— А… Что?
— Чёрт, наконец-то! – внезапно выдала Блэр, заметив чей-то силуэт, проплывающий мимо. — Весь вечер её ищу. Элла! – выкрикнула Шлиффен, метнувшись в сторону. — Элла, блять, остановись немедленно!
Скарлетт смеётся, пропуская Блэр вперёд.
— Ураган, – Гилл смотрит ей вслед, затем вновь возвращаясь к собеседнице: — Ты что, меня боишься?
— Эм… Нет.
— Правильно, – удовлетворённая ответом, проговаривает Скарлетт. — Я не из тех, кого стоит пугаться. Прогуляемся?
Она кивает на бассейн, где плещутся с десяток людей, а рядом кто-то поскальзывается и падает с пронзительным визгом. Волны смеха пронизывают воздух.
— Давай.
Особого энтузиазма в голосе мисс Дэйнелл (да, перед тем, как строить на неё планы, Гилл раздобыла всю её контактную информацию) слышно не было.
(«ну что за сука?»)
— Мне, сказать честно, – она берёт девушку, всё ещё пребывавшую в состоянии лёгкого шока, под руку, – не хочется, чтоб ты считала меня своим врагом.
— Я не считаю.
Ответы до ужаса односложные. Что, мать его, Баркер вообще мог в ней найти?