ика и пьяницы Фомы, воеводой искусно прикидывающимся. - Уймись Никитка, - князь погрозил пальцем, а сам расплылся в довольной улыбке. Подтрунивает посадник над воеводой, второй десяток лет городом рука об руку правят, нет у Романа людей верней и надежней. - Ну как Фома, сдюжим? - А куда денемся? - развел руками Фома. - Люди духом крепки, от басурман пощады ждать нечего, отступать некуда, у каждого семьи в городе, - воевода осекся. - Прости княже. Застарелая боль острым ножом кольнула сердце Романа Игоревича. Два лета назад половцы подошли к столице княжества, торговой, шумной, многоязыкой Тмуторокани. Воспользовались тем, что князь с войском ушел в поход на греческую Корсунь. Верно рассчитали поганые. Беззащитный город взяли с ходу. Старший сын, шестнадцатилетний Всеволод, погиб в сече, под разбитой таранами надвратной башней, супруга, княгиня Анна, с малолетними Владимиром и Ириной, сгорели в страшном пожаре. Князь спешно вернулся, но успел только к черному, усыпанному костями и вороньем пепелищу. - Ничего Фома, - князь сглотнул вставший в горле ком. Слез больше нет, время лечит, превращая душу в кусок обожженной, спекшейся глины. - А может не торопиться нам княже на битву? - осторожно отвлек от тяжелых воспоминаний Никита. - Головы сложить дело дурацкое. Предложим поганым откуп, поскребем по сусекам, боярство тряхнем, разве откажут, люди чай не дурные. Половец ежели в город войдет разбираться не будет, кто боярин, а кто голь перекатная, всех под нож пустит. - А что дадим?- горько усмехнулся Роман. - Мешок лебеды да связку мышиных хвостов? Казна пуста, народишко обнищал, торговля нарушена, волости разорены. Отдадим последнее, сами с голоду сдохнем, конец един. Да и не за откупом поганые пришли, сам знаешь Никита. - Знаю княже, - горячо подтвердил посадник. - Нам не то главное, вступим в переговоры, выгадаем толику времени, дождемся помощи, пошлем за аланами и касогами. - Не будет помощи, - князь помрачнел. - Аланы без серебра воевать не будут, да и не до нас им сейчас, половцы и у них у ворот. Посылал голубей во Владимир да Киев, ответа не получил. Земля русская раздробилась, всяк на себя одеяло тянет, а мы..., мы оторванный кусок Великой Руси. - Князь то киевский, Олег, должник твой, - насупился Фома. Должник, - согласился про себя князь. - Как началась у Киева распря с Черниговом, отозвался Роман на призывы сродственника, поднялся с ратью по Днепру, помог отстоять Олегу княжеский стол. Минуло с той поры десять лет, вестей из Киева нет. Голуби летят в одну сторону, из десятка гонцов добрался один, и на княжеский порог допущен не был. Забыл Олег долг. Можно ли его за это судить? Как человека запросто, как правителя нет. Между Тавридой и Киевом тысячи верст выжженной солнцем, безводной пустыни, где хозяйничают половецкие шайки, ветер отесывает каменные фигуры, оставленные неизвестным народом, и мороки-кровопийцы охотятся на заблудившихся путников. - Одни мы, - глухо обронил князь. - На себя уповать должно. На себя, на мечи, на стены, на мужиков. Меж башен многолюдно, несмотря на полночный час. Поднимают пучки стрел, связки сулиц, камни в корзинах, бочки воды и масла, все, что можно швырять и лить, вскипятив, на голову врагу. О чем думают эти люди? Боятся, исполнены покорного безразличия? Сколько из них завтра лягут в скудную, каменистую землю? Сколько предпочтут смерть позорному плену? Нет хуже участи чем быть проданным в рабство, и угодить на галеры или рудники Малой Азии, где раб протягивает от силы пол года и начинает выхаркивать легкие. - Куда лезешь шельмец? - прогудел Фома. На стену вихрем взлетел Ванька Сокол, отрок малой дружины, парень смышленый и шустрый. - К князю я, Фома Юрич, допусти воевода, вести срочные. Фома посторонился. Ванька в полном доспехе, глазенки горят, причастен парень к великому делу, меч придерживает на бегу совсем как витязь бывалый. Из таких, если в первой битве к Господу не отправляются, лучшие воины вырастают. - Говори, - велел князь. - Княже, - отрок поперхнулся глотая воздух. - От греков посол прибыл, жирный боров, сало со щек чуть не капает, важный такой, в шелка как девка беспутная ряженный. Слово у него до тебя. Прикажи в шею гнать. Роман машинально глянул на бухту. Там, второй день, мерно покачиваются на волнах семь византийских дромонов. Издали, словно вымерли корабли, паруса спущены, на палубе ни души, по кой бес прибыли гости незваные, тайна. Теперича и узнаем. - Веди во Вдовью башню, там и приму. Ванька коротко поклонился и загрохотал по выщербленным ступеням. - Неспроста грек приперся, - упредил на ходу Никита. - Лучше с половцем поганым дело иметь. - Поговорим, с нас не убудет, - беспечно отмахнулся Роман, протискиваясь в узкую дверь. Вдовья башня зовется так издавна. Говорят во времена великого Святослава, женка одна не дождалась мужа с похода, да и сиганула с восьмисаженной башни на камни. Лекарь тут уже не поможет. Внутри мерцают свечи, оплывая потеками теплого воска, отбрасывая странные, неуловимо робкие тени. У стен оружие в козлах, на полу матрасы набитые сеном. Несколько простых, грубо отесанных лавок. Место отдыха ратников. Сейчас никого нет, все на стенах, в работе. - Мне остаться что ль? - недовольно скорчился Фома. - Ненавижу ромеев, боюсь придушу как куренка. - Останься, - велел князь присаживаясь на лавку. - Помалкивай, хмурься грозно, греки тебя признают, враз спесь растеряют. Воевода недовольно заурчал, поминая пугало и непростую судьбу. Двери открылись, в зал суетно вбежали слуги, согнулись в поклоне, вымели половицы полами одежд. Следом, отдуваясь и пыхтя, вступил византийский посол. Устал бедняжка, - позлорадствовал про себя Роман. - Не привычен к высоким подъемам, умаялся. Это и хорошо. Грек тучный, рыхлый, губы толстые, лицо морщинистое, обвисшее, неприятное, исполненное мук адских, без единого намека на растительность. Одет богато в шелк и меха, на дряблой шее ожерелье с каменьями, такое и содрать не грех, на каждом пальце по золотому, тяжелому перстню. Воды душистой вылил ведро, пряный, сладкий аромат валит с ног. Глазки крохотные, с поволокой, на голове выбрита монашеская тонзура. Только не монах он, внешность приметная. Посол, переводя дух, оперся о стену. Рот разявил как свежеизловленный карп. - Толмача надо, - заявил Никита из тени. - И пускай не зыркает так, я ему не еда. - Нет, нет, - грек упреждающе поднял пухлую руку, тяжело дыша и нещадно потея.- Я говорю по русински, - он перевел взгляд на Никиту. - И я не голоден посадник Никита. - Пытался быть радушным хозяином, - пожал плечами посадник. - Благодарю, - грек поклонился. - Приветствую светлый князь Роман, от имени базилевса великой Византийской империи Иоанна, третьего этого имени. Я Ветранион, доверенное лицо, советник и брат царствующего императора. - Евнух? - полюбопытствовал князь не предложив гостю сесть. Пусть мучается. В Корчев прилетела птичка самого высокого полета. - Мои физические недостатки не имеют отношения к разговору, - скривился грек. - И то правда, прости если обиду нанес, сам не свой сегодня, плохо спалось, - мило улыбнулся Роман. Все-таки евнух. Византийские императоры окружают себя этими хитрыми, коварными существами с женскими душами. А уж оскопить родного брата первое дело, борьба за трон дело жестокое. Зачем он пришел? С тех пор как Святослав Храбрый, отвоевал у империи города Тавриды, Тмутороканское княжество у Византии костью в горле стоит. - Если нужно я пришлю князю лучших целителей, свои не управятся, тут требуется высокая медицина, коя в землях русинских не развита, - дерзит посол, в себя приходит, высокомерная тварь. - С чем пожаловал грек? - поторопил Роман. - Говорят беда у тебя князь, под градом твоим видели половцев. Может и врут. - Ах ты про этих? - беспечно отмахнулся Роман. - Да-да, что-то припоминаю. Орут с утра раннего, лебедей распугали, воняет гадостно. Только не беда это посол. Разве может быть бедой для русича добрая сеча? - Князь храбр, - снова поклонился Ветранион. - Князь храбр столько же сколько умен. Князь понимает, победителем ему из этой битвы не выйти. - Вам с императором, что за печаль? Не о том ли мечтали? - Наши лазутчики сообщают: штурм начнется на рассвете нового дня, - грек пропустил издевку мимо ушей. - Базилевс предлагает помощь светлому князю. - Добрым советом? - Роман глянул в узкую бойницу на море. - Армии я не вижу. Или ты спрятал войско под своими одеждами? - На моих кораблях триста отборных копейщиков, - грек смотрит прямо в глаза. - А, ну это все разом меняет,- фыркнул Роман. - Великая рать, глянь, половцы уже начали отходить. - Князь тороплив, - многозначительно смежил веки посол. - Триста копейщиков это пустяк, песчинка несомая ветром. Другое дело если они доставят на твои стены дюжину сифонов и тысячу зарядов «греческого огня». Князь замер. А вот это серьезно. Владеющий «греческим огнем» способен испепелить целые армии. Поэтому половцы не трогают византийских владений. В последнем, неудачном, походе на Сурож, князь сам испытал на себе действие этого дьявольского оружия. Осадная башня вдруг полыхнула негасимым огнем, сырые шкуры занялись как береста, а вода только раздувала палящее пламя. Живые факелы метались в дыму. Малейшие брызги, попадая на кожу, прожигали плоть до костей. Оставалось только бежать прочь от этого рукотворного Ада. - Князь заинтересован предложением? - нарушил краткое молчание грек. Никита сделал страшные глаза. - С какой стати императору помогать нам? - Мы обязаны помочь бра