Выбрать главу
тьям по вере, - отчеканил Ветранион. - Богоугодное дело бороться с язычниками. Базилевс защитник всего православного мира. - Как вы запели, - Роман едва не прослезился от умиления. - Отчего тогда вера не мешает византийцам скупать у половцев русских рабов, с выгодой превеликой торгуя на невольничьих рынках от Константинополя до Генуи? - Дела торговые не стоит путать с делами веры, - надменно выпятил губу посол. - Не сами ли князья Руси продают подданных в рабство? Умный сволочь, словами кружева плетет, - подумал Роман и сказал: - Что император хочет взамен? И не надо рассказывать мне о мягкосердечии и милосердии кротком. - Император Иоанн добр и великодушен, - посол воздел глаза к потолку. - За помощь, ты князь, признаешь себя младшим братом великого базилевса, это условие первое. Условие второе: ты вдов, и возьмешь замуж третью дочь императора красавицу Элию. Договор заключим после того как язычники будут разбиты. - Я согласен, - без раздумий кивнул Роман, и жестом усадил на место вскинувшегося посадника. - Слово мое крепко. Воевода Фома покажет тебе где ставить сифоны. - Благодарю князь, слухи о твоем благоразумии подтвердились, мы сейчас же начинаем разгрузку,- византиец попятился и скрылся за дверью. Слуги ползком поспешили за ним. - Одумайся княже, - загудел Фома. - Змею на груди пригреваешь. - А по мне прав князь, - поддержал Никита. - Нет у нас иного выхода. Или погибнуть всем или принять византийцев. Выберем меньшее зло. Князь Роман не ответил. Задумался князь. Крутится на уме старая поговорка: «Коготок увяз, всей птичке пропасть». Только и птичка тут не простая, а русский сокол, вольный и сильный, в обиду себя не дающий. Теперича потягаемся.                                                                           2 Набат грянул призывно и грозно, сбрасывая с Корчева напряженно-сонную тишину. Загудели перезвоном Святая София, церкви Михайловская и Спасо-Преображенская, басовито откликнулись великие колокола Иоанна Предтечи. Половецкий лагерь пришел в движение под зыбким покровом рассветных сумерек. Глухо зарокотали сотни барабанов и бубнов, истошно завыли дудки и трубы, взметнулись бунчуки из конских хвостов. Конники, тонкими струйками, потекли в сторону города. Князь Роман, в полном доспехе, легко взбежал на Сурожские ворота, тут будет главный удар. Зрелище открылось жуткое. Равнина кишит темной жижей половецких отрядов, угрожающе колыхаясь и разбухая невиданным спрутом. Островками проглядываются крыши неуклюжих таранов, обшитые мокрыми кожами. Трое ворот в Корчеве, на каждые по три стенобитных машины. Быстро половецкие мастера сработали, наловчились. Иль помог кто? Появление князя встретили одобрительным гулом. Улыбаются ратники. - Ну что мужики, постоим за веру православную? - князь горделиво выпрямился. - С тобой княже куда угодно, в огонь и воду! - взревели луженые глотки. - Слава Роману Ингоревичу! Робко приблизившийся, седой горожанин в простом зипуне, коснулся наруча. Подслеповатые глаза так и лучатся. - Здрав будь княже. Не чаялись увидеть тебя. Слух прошел: отплыл ты ночью на ладье, бросил войско и город. А оно вона как. - Здесь я, не бывало такого на Руси чтобы князья спину казали! - Роман положил руку старику на плечо. - А ты отец куда? Нешто молодые удальцы перевелись? - Был я кузнец, да весь вышел, - улыбнулся старик. - Много железа сковал, сынов поднял, кольчуги для княжей дружины плел, верой и правдой служил, старость сытую нажил. А только пошто она мне? Пришло время черное, нет теперь ни старых ни младых, ни кузнецов ни князей, все мы отныне ратники земли русской. - Как звать тебя отец? - Микулой Ковалем кличут, - руки старика тяжелые, увитые толстыми, синими жилами, сжали рукоять топора. - Спасибо отец, - Роман повысил голос. - Спасибо вам люди, низкий поклон. Так постоим же за отчий дом как в последний раз! - Не сдадим града княже !- заревели в ответ. - Костьми ляжем, а не сдадим! На измученной, изгрызенной сомнением душе потеплело. Эх, воинов бы поболе. Стоят ратники на пряслах редкой цепочкой. Ударят поганые одновременно со всех сторон, не удержимся. Одна надежда на греков. Не обманул Ветранион. На воротах установили три огнеметных сифона, неопасные с виду конструкции из медной емкости и огромных кузнечных мехов. На конце изогнутой трубки тлеет промасленная тряпица. Рядом аккуратно сложены запечатанные, глиняные горшки. Внутри, скрытая до поры, страшная, всепоглощающая сила. Основа могущества Византийской империи. Колдуют над машинами мастера. Остальные сифоны поставлены на другие ворота, и на южном рубеже, где стена всех тоньше и ниже. С собой посол привел, как обещано, три сотни бойцов. Да не убогих копейщиков из ополчения, а отборных наемников, покрытых шрамами, псов войны, в причудливых доспехах, с глазами отъявленных душегубов и разбойничьими ухватками. Вырядились в белые плащи. Сам Ветранион встал на Таманских воротах, для надежности и контроля приставлен к нему воевода Фома. Посадник Никита ведает обороной Покровских ворот. Половецкие рати дрогнули, нахлынули и отошли, оставив одинокого всадника. Половец понесся вдоль стены потрясая копьем, и истошно вереща на своем грубом, скрипучем наречии. Вызывает на бой. Древняя воинская традиция, описанная еще слепым Гомером в бессмертной «Илиаде». - Дозволь княже, - сбоку подступил Василек, гридень дружинный. - Сердце рвется когда басурманин под стенами глотку поганую рвет. - Иди. С Богом, - разрешил Роман Игоревич. Половецкую похвальбу надо обороткой вместе с зубами вбить. Василек для этого дела лучший. Годами молод, а воинским искусством сполна овладел, и конным и пешим, равных ему в Корчеве нет. Заскрипели ворота и на открытый простор вырвался всадник в светлых доспехах и алом плаще, верхом на изящной, молочно-белой кобыле. Один против тысячных орд. Кобыла пошла иноходью, высоко выбрасывая длинные, изящные ноги. Не скачет- летит белым лебедем. Половец дико гикнул, понесся навстречу, вжавшись в черную гриву. Сто саженей меж ними, пол сотни уже. Василек наклонил копье, первый лучик вставшего солнца весело заблестел на стальном наконечнике. Сшибутся сейчас. Половец дико гикнул, бросил копье, на полном скаку пригнулся в седле, натянул короткий, усиленный костью и жилами лук. Стрела вошла в грудь белой кобыле. Лошадь словно наткнулась на невидимую стену, ноги подкосились и кобыла рухнула в пыль, подминая под себя седока. Корчев ахнул. Повисла мертвая тишина. Половец насмешливо заорал, поклонился своим и понесся к поверженному витязю, вытаскивая кривую, хищную саблю. Басурмане восторженно взвыли, победно ударили бубны. Победитель, красуясь и поигрывая сабелькой, поравнялся с мертвой кобылой и тут, навстречу ему, встал Василек. Коротко сверкнул меч. Половецкий жеребец всхрапнул, и споткнулся на подрубленные, передние ноги. Ловкий степняк успел соскочить, но Василек прыжком оказался рядом. Не тягаться низкорослому, щуплому табуньщику с витязем. Упал меч, покатилась по земле половецкая голова. Стены Корчева, еще мгновение назад погруженные в скорбное молчание, взорвались радостным криком. Наша взяла! Василек погрозил половцам кулаком, на миг склонился над лошадью, и прихрамывая на правую ногу пошел к городу. Не оскудела Русь богатырями. Половецкий строй рассыпался, пошел волнами, выплескивая десятки всадников. Град подлых стрел ударил витязя в спину, нарушая законы честного боя. Упал Василек. Роман Игоревич до бела сжал кулаки. Твари. Ратники угрюмо притихли. Переживают. Византийский наемник командующий сифонами, высокий, жилистый, со ртом обезображенным шрамом, поклонился русскому князю, приложив кулак к сердцу. Воинам слова не нужны, важна только доблесть. Половецкие полчища устремились на Корчев. Час пробил. Всадники закружили под стенами хоровод. Молодой ратник, неосмотрительно высунувшийся из-за зубцов, зашипел, получив стрелу в плечо. Спешившиеся кочевники волокут лестницы, катят таран, прикрываясь огромными, сбитыми из досок щитами. Грохот барабанов нестерпим. За спиной звонко щелкнуло, каменное ядро пролетело над головой и шмякнулось в поле. Недолет. Городские камнеметы принялись за работу. Следующие два снаряда упали в середине надвигающейся толпы. Да разве этим их остановишь? На место десятка раздавленных, встала сотня живых. Сифоны надсадно загудели и выпустили струи алого пламени. Поторопились греки. Огонь впустую упал на землю, растекаясь, шкворча и потрескивая. Половцы остановились, смешались, сыпанули стрелами без прицела. Наемник со шрамом быстро приказывает, к машинам волокут новые заряды. Знает свое дело парень. Правее видна суета у Таманских ворот. Там поднялись клубы черного дыма, застя глаза. Мечутся отдельные всадники, толпа пеших басурман облепила подножие стены. Пламя внизу опало, устав глодать голые камни. Половцы подкатили таран. Надвратная башня затряслась от тяжелых ударов. Посыпались камни, вывернули чан кипящего масла, чудовищу на колесах все нипочем. Трещит под ударами дерево. Половецкие лучники не дают поднять головы. Звуки боя перекрыло злое шипение византийских сифонов. Пламя, с мерным, надсадным гудением, пролилось на крышу тарана. На мгновение утихло, словно осваиваясь, и в один миг ударило в небо, жадно пожирая осадную машину и людей попавших в огненную ловушку. Завоняло горелым мясом и шерстью. Горящие фигуры добили стрелки. Таран превратился в объятый пламенем скелет ог