аемников, покрытых шрамами, псов войны, в причудливых доспехах, с глазами отъявленных душегубов и разбойничьими ухватками. Вырядились в белые плащи. Сам Ветранион встал на Таманских воротах, для надежности и контроля приставлен к нему воевода Фома. Посадник Никита ведает обороной Покровских ворот. Половецкие рати дрогнули, нахлынули и отошли, оставив одинокого всадника. Половец понесся вдоль стены потрясая копьем, и истошно вереща на своем грубом, скрипучем наречии. Вызывает на бой. Древняя воинская традиция, описанная еще слепым Гомером в бессмертной «Илиаде». - Дозволь княже, - сбоку подступил Василек, гридень дружинный. - Сердце рвется когда басурманин под стенами глотку поганую рвет. - Иди. С Богом, - разрешил Роман Игоревич. Половецкую похвальбу надо обороткой вместе с зубами вбить. Василек для этого дела лучший. Годами молод, а воинским искусством сполна овладел, и конным и пешим, равных ему в Корчеве нет. Заскрипели ворота и на открытый простор вырвался всадник в светлых доспехах и алом плаще, верхом на изящной, молочно-белой кобыле. Один против тысячных орд. Кобыла пошла иноходью, высоко выбрасывая длинные, изящные ноги. Не скачет- летит белым лебедем. Половец дико гикнул, понесся навстречу, вжавшись в черную гриву. Сто саженей меж ними, пол сотни уже. Василек наклонил копье, первый лучик вставшего солнца весело заблестел на стальном наконечнике. Сшибутся сейчас. Половец дико гикнул, бросил копье, на полном скаку пригнулся в седле, натянул короткий, усиленный костью и жилами лук. Стрела вошла в грудь белой кобыле. Лошадь словно наткнулась на невидимую стену, ноги подкосились и кобыла рухнула в пыль, подминая под себя седока. Корчев ахнул. Повисла мертвая тишина. Половец насмешливо заорал, поклонился своим и понесся к поверженному витязю, вытаскивая кривую, хищную саблю. Басурмане восторженно взвыли, победно ударили бубны. Победитель, красуясь и поигрывая сабелькой, поравнялся с мертвой кобылой и тут, навстречу ему, встал Василек. Коротко сверкнул меч. Половецкий жеребец всхрапнул, и споткнулся на подрубленные, передние ноги. Ловкий степняк успел соскочить, но Василек прыжком оказался рядом. Не тягаться низкорослому, щуплому табуньщику с витязем. Упал меч, покатилась по земле половецкая голова. Стены Корчева, еще мгновение назад погруженные в скорбное молчание, взорвались радостным криком. Наша взяла! Василек погрозил половцам кулаком, на миг склонился над лошадью, и прихрамывая на правую ногу пошел к городу. Не оскудела Русь богатырями. Половецкий строй рассыпался, пошел волнами, выплескивая десятки всадников. Град подлых стрел ударил витязя в спину, нарушая законы честного боя. Упал Василек. Роман Игоревич до бела сжал кулаки. Твари. Ратники угрюмо притихли. Переживают. Византийский наемник командующий сифонами, высокий, жилистый, со ртом обезображенным шрамом, поклонился русскому князю, приложив кулак к сердцу. Воинам слова не нужны, важна только доблесть. Половецкие полчища устремились на Корчев. Час пробил. Всадники закружили под стенами хоровод. Молодой ратник, неосмотрительно высунувшийся из-за зубцов, зашипел, получив стрелу в плечо. Спешившиеся кочевники волокут лестницы, катят таран, прикрываясь огромными, сбитыми из досок щитами. Грохот барабанов нестерпим. За спиной звонко щелкнуло, каменное ядро пролетело над головой и шмякнулось в поле. Недолет. Городские камнеметы принялись за работу. Следующие два снаряда упали в середине надвигающейся толпы. Да разве этим их остановишь? На место десятка раздавленных, встала сотня живых. Сифоны надсадно загудели и выпустили струи алого пламени. Поторопились греки. Огонь впустую упал на землю, растекаясь, шкворча и потрескивая. Половцы остановились, смешались, сыпанули стрелами без прицела. Наемник со шрамом быстро приказывает, к машинам волокут новые заряды. Знает свое дело парень. Правее видна суета у Таманских ворот. Там поднялись клубы черного дыма, застя глаза. Мечутся отдельные всадники, толпа пеших басурман облепила подножие стены. Пламя внизу опало, устав глодать голые камни. Половцы подкатили таран. Надвратная башня затряслась от тяжелых ударов. Посыпались камни, вывернули чан кипящего масла, чудовищу на колесах все нипочем. Трещит под ударами дерево. Половецкие лучники не дают поднять головы. Звуки боя перекрыло злое шипение византийских сифонов. Пламя, с мерным, надсадным гудением, пролилось на крышу тарана. На мгновение утихло, словно осваиваясь, и в один миг ударило в небо, жадно пожирая осадную машину и людей попавших в огненную ловушку. Завоняло горелым мясом и шерстью. Горящие фигуры добили стрелки. Таран превратился в объятый пламенем скелет огромного зверя. «Греческий огонь», не насытившись деревом и человеческой плотью, перекинулся на стену в бессмысленной ярости. Неужели отбились? Странно, огнеметные машины на Таманских воротах бездействуют, половцев как тараканов в смердьей избушке. Фома там что, щи лапти хлебает? - Княже! Роман Ингоревич! - из дымного, пропахшего смертью утра выскочил одинокий всадник, спешился и полез на башню. Неужели Ванька Сокол? Вроде похож. От Фомы весть? Ну точно. - Беда княже, - отрок не удержался и с лязгом рухнул на колени. Голова в крови, шлем потерял, броня погнута, в плече торчит обломленная стрела. - Измена! Греки ударили в спину, открыли ворота. Воевода Фома убит! Белые плащи у них как знак отличительный, половцы их не секут. Берегись княже! Сзади мелькнула быстрая, хищная тень. Захрипело, забулькало. Роман развернулся навстречу опасности. Перед глазами застыло сведенное ненавистью лицо византийца со шрамом. Коварный удар, предназначенный князю, принял на себя старый коваль Микула. Клинок убийцы вошел точно под сердце, мертвые глаза старика уставились в небо. Топор вошел византийцу в основание черепа, остальных добили деловито и быстро, сопротивления греки оказать не сумели. Обозленные гридни разрубили тела на куски. Предательство - Роман побелел, - Вот тебе и птичка с ее коготками. Попалась вольная птаха. Ты сделал выбор и проиграл, значит так на роду писано, Господу угодно послать испытание. Фому жалко. Половецкие орды вливались в распахнутые настежь ворота. Нельзя медлить, нельзя, промедление смерти подобно. - Коня мне! Воинов со стены снимайте. К воротам! - заорал Роман, и понесся вниз. Ничего еще не потеряно. Вместо ворот люди встанут стеной. Иначе город не удержать. Князь взлетел на коня и обнажил холодно сверкающий меч. -За мной, в битву! За Русь! Круши! Отборная княжеская дружина, приберегаемая на крайний случай, сорвалась в галоп, несясь по узким, объятым паникой улочкам. Только бы успеть. Впереди вознеслась Таманская башня, половцы прорвались в ворота и добивают немногочисленных защитников, накапливая силы и перестраиваясь. - Русь! Русь!- древний клич северных воинов рвет небеса. Первый удар княжей дружины страшен. Взяли в копья, вошли в половецкую толпу как раскаленный нож в масло, рассекая строй и нещадно рубя. Степняк в многолюдстве силен, стрелы метать любит, ближнего боя не терпит. На то и расчет. Роман закрутил коня, разя во все стороны, половцы валяться как снопы. Чужая кровь брызнула на личину. Меч сечет одинокого, железо и плоть. Не выдержали половцы, дрогнули. Под башней столпотворение, внутрь валят новые орды, сталкиваясь и затаптывая бегущих. Роман соскочил с коня и устремился на башню. Следом ринулись гридни-телохранители, кляня все на свете, и отсекая врагов пытающихся зайти бесстрашному князю в спину. Под ногами тела, ноги оскальзываются в крови. Роман Игоревич взлетел на стену и замер, выискивая добычу. Работа кипит. Византийцы, в белых плащах, спешно разворачивают сифоны, не замечая, что творится вокруг. Визгливо командует Ветранион, меч в руке евнуха смотрится неестественно. - Грек!- заорал князь. - Думал в Преисподнюю я пойду без тебя?! Ветранион истошно завизжал, жирное лицо перекосило от ужаса. - Запомни князь! - прокричал евнух, - Империя всегда забирает свое! Десяток наемников бросились наперерез. С лязгом столкнулся металл. Два вихря пересеклись и распались. Упал гридень с рассеченным лицом, рядом, осенними листьями, легли византийцы. Меч князя вошел евнуху прямо в вопящую пасть. Собаке собачья смерть. Надеюсь император не шибко расстроится утратой любимого братца. Под башней лязг, стоны и вопли. Половцы, оправившись от удара, настырно лезут в ворота. Дружинники тают как снег под мартовским солнцем. Князь зарычал и спрыгнул в самую гущу. Любой ценой отстоять ворота, оплакивать павших будем потом. Подсек ноги двоим. Половецкая сабля скользнула по шлему. Копье ударило в грудь, благо держит броня. Срубил степняка в меховой шапке, отбил выпад и отрубил противнику кисть. Рядом, иззубренными клинками бьются витязи в окровавленных, иссеченных доспехах. На каждого десяток врагов. Половцы лезут и лезут, не удержать. Все меньше дружинников у Романа. Падают замертво воины в светлых доспехах. Удары посыпались со всех сторон. Левое плечо и бок обожгла острая боль, рука повисла сухой, безжизненной плетью. Перед глазами поплыли цветные круги. Не сдюжить... Внезапно натиск ослаб, печенеги, только что остервенело бросающиеся на меч, попятились и побежали. Подскочившие воины, в остроконечных шлемах, прикрыли князя каплевидными щитами. Из сечи и дыма, чертом выскочил посадник Никита, раскроил половецкую башку кистенем и заорал безумно