Вера кивнула, Дженджи выпил еще вина, продолжил:
— Шен вызвал меня в гости, и рассказал о своих открытиях, и показал, мы вместе на крышу слазили, я до конца не досмотрел, мне начальных этапов хватило. Ух, как меня рвало потом… Вот этого я точно не должен был говорить, — он хлопнул себя по лбу, мрачно рассмеялся, поднял бокал и допил, шепнув: — За Шенову всюду-нос-совательность. Хорошее вино. В общем, я немного пришел в себя, и подумал о том, что моей жене это все тоже светит. Я ее на тот момент уже видел один раз, она была, — он показал ладонью метр от пола, нежно улыбнулся: — Я молился, чтобы ей еще не начали это делать. Поехал домой и полез к матери с вопросами, она меня, естественно, послала — это не тема для обсуждения, тем более, с будущим мужем. Все наворачивают вокруг этого такую… волшебную какую-то атмосферу тайны, как вокруг религии, или беременности с родами, никто не отвечает на вопросы, а если их задавать очень настойчиво, начинают обвинять в дерзости, бездуховности, юности-глупости, оно-тебе-не-надо, вырастешь-поймешь. А я не хотел понимать, я хотел, чтобы ей этого не делали, это ужасно. Но меня никто не хотел слушать. Я в соплях поражения приехал к Шену напиваться, он мне сказал, что если я готов идти до конца, то у него есть идея. И подговорил меня шантажировать мать.
Вера округлила глаза, Дженджи рассмеялся:
— Да. Страх, боль, насилие — его методы. Отменно работает. Он не рассказывал про ритуал "вопрос жизни и смерти"? Нет? Это, грубо говоря, шантаж самоубийством. Или, реже, членовредительством, но самоубийством эффективнее, его чаще используют. Если родители не отпускают на войну, или во флот, или на художника учиться, мальчик берет ножи и говорит, что либо они разрешают, либо сын им не нужен, и если они говорят окончательное "нет", он получает у них разрешение на уход из жизни, и вскрывается, глядя им в глаза. Ну, это если вопрос прямо серьезный, так не всегда, художники руку отрезают, философы, которых не отпустили искать истину, отрезают ногу, в зависимости от вопроса. По статистике, процентов семьдесят таких "вопросов" за последний век разрешались положительно, это мне Шен сказал, я не проверял. Учитывая, что я второй сын — я не особо ценен, но учитывая, что я как раз недавно стал чемпионом континента по фехтованию — это добавляло мне баллов в глазах отца. Учился я плохо, это отнимало баллы. Но я удачно женился — это добавляло. И у меня хорошие отношения с матерью, она мало что решает, но может повлиять на отца. Пятьдесят на пятьдесят у меня, короче, выходило, но Шен был уверен в успехе. А может, ему просто было меня не особо жалко, я старался об этом не думать, — он рассмеялся, задумчиво помолчал, и продолжил:
— В общем, я пригласил всю семью в главный зал, обложился ножами, и говорю — хочу, чтобы жене не бинтовали ноги, либо вы меня поддерживаете, либо я буду сам без ног, выбирайте. Мне сказали — ну что ты, мальчик, бред несешь, ничего ты себе не сделаешь. А я ногу на подставочку положил и ножом рубанул. Там не сразу пузо вскрывают, ритуал нужно видоизменять, в зависимости от цели. Есть первый этап, где повреждения не смертельные, чтобы проверить готовность пациента идти до конца. И я, короче, рубанул, тесаком таким, вот таким. Глаза закрыл, сижу жду. Кровища рекой, отец в шоке, мать вопит, на колени перед ним упала — говорит, сделай как он хочет. А я глаза открываю — у меня нож сломался, прямо по лезвию откололся, рана глубокая, но кость целая. Кто-то из стариков сказал — это знак, боги благоволят, надо делать. И мне родители разрешили просить родителей Бэй Ви не бинтовать ее. Я купил подарков, поехал к ее родителям, там тоже на коленях поползал, они согласились. И вовремя, как оказалось, потому что бинтовать ее уже начали, но кости пока не сломали, с нее просто сняли бинты и подлечили, и она стала ходить как раньше. Вот так, — он улыбнулся, посмотрел на свой пустой бокал, на Веру, пожал плечами, — я благодарен Шену каждый раз, когда смотрю на ноги своей жены.
— Круто, — кивнула Вера, помолчала и понизила голос: — Так в чем был подвох?
— В смысле?
— Ну, чтобы нож треснул. Он с ножом подшаманил или там был щит на ноге?
Дженджи замер, нахмурился, ахнул и медленно схватился за голову, беззвучно шепча:
— Сволочь… Гребаный щит! Он мне дал камешек на веревке, сказал, на удачу. Тварь лохматая, какая же тварь…
Вера кусала губы, пытаясь не смеяться, шепнула с виноватым видом:
— Вы серьезно думали, что он вас пошлет себе ногу отрезать? Без страховки, без плана, надеясь только на то, что вас родители пожалеют?
Дженджи согнулся узлом, вцепившись себе в волосы, и тихо стонал ругательства, Вера шмыгнула носом и шепнула:
— Не надо было его пинать, надо было найти щелку рядом. Всем от этого было бы лучше.
— Язва, — с дрожащей от злости улыбкой шепнул Дженджи, поднимая на Веру глаза, — вы друг друга стоите, вот стоите. Ух, сколько бы я отдал, чтобы посмотреть, как вы жалите друг друга!
Открылась дверь, вошел министр Шен, с язвительным сочувствием улыбнулся другу:
— Ну что, как вы тут? Уже вывалил ей историю своей жизни?
Дженджи схватился за голову и отвернулся, шипя проклятия, министр Шен рассмеялся, положил ему ладонь на плечо, наигранно вздохнул:
— Я же тебе говорил, она на всех так действует, просил подготовить запасные истории. А ты рассказал именно то, что нельзя, да?
— Ты тварь чешуйчатая, — поднял на него глаза Дженджи, сбрасывая его руку с плеча, — ты мне магический щит сунул, под видом амулета "на удачу", сволочь!
Министр так резко и так широко улыбнулся, что уточнений не требовалось — он знал, о чем речь. Дженджи опять схватился за голову, министр тихо рассмеялся, потрепал его по плечу:
— Да ладно тебе, весело же было.
— Иди в… — он посмотрел на Веру, помолчал и выдохнул, министр добавил:
— И все получилось. А если бы я тебе сказал про щит, то тебе бы не поверили, или ты сам отказался бы, ну подумай сам. Долго до тебя, конечно, доходило, но — что поделать, не всем дано. Кто-то умный, кто-то дерется хорошо. А кто-то и умный, и дерется хорошо, и рисует как боженька, и вообще со всех сторон красавчик. Пойдемте, госпожа Вероника, не будем мешать булькать этому маленькому унылому болотцу осознания собственного несовершенства.
Вера встала, вежливо помахала ручкой Дженджи, опустила голову и вышла за двери, министр присоединился к ней через секунду, такой сияющий, как будто выиграл миллион, светским жестом предложил локоть, задрал нос под потолок, и повел Веру куда-то по бесконечным коридорам.
6.38.7 Немного о придворных дамах от министра Шена
Она осмотрелась, пытаясь сориентироваться, но призналась себе, что это бесполезно, и спросила:
— Куда мы идем?
Он посмотрел на нее как-то так, что она поняла, что он не хочет отвечать, но он быстро взял себя в руки и изобразил легкомысленную улыбочку:
— Тут недалеко. Вам надо переодеться, а то действительно, все по два платья за бал надевают, а у вас…
Вера скорчила рожицу, откровенно говорящую "не верю ни единому слову, прекращайте вешать лапшу мне на уши, у вас плохо получается". Он перестал улыбаться и сказал:
— Лайнис облили кислотой. Она не пострадала, на ней щиты, но платье испорчено, вам тоже придется переодеться, чтобы она и дальше могла вас подменять. Сейчас быстренько выберем из того, что под рукой.
— Кто ее облил?
— Служанка. С ней уже работают, предварительно — ей отдала приказ та старая леди в сером, которая пыталась учить вас этикету.
Вера молча шла в том же темпе, министр помолчал и спросил:
— Парикмахершу туда же, или вы хотите работать с ней сами?
Вера усмехнулась и подняла глаза на министра:
— Я не следователь, я понятия не имею, как там надо "работать". Делайте с ней что хотите.
— Тогда почему вы ее не отпустили? Я думал, вам доставит удовольствие понаблюдать ее допрос.
Вера мрачно рассмеялась, качнула головой: