Это обещание.
Он снова целует меня, на этот раз сильнее, в губы. Я слегка задыхаюсь, но сохраняю самообладание. Когда его губы покидают мои, он все еще смотрит на меня, молча затягиваясь сигаретой.
— Скажи мне правду, Прескотт. Этот гигантский ублюдок — пешка?
Я медленно качаю головой. — Я влюблена в него. — Я нахожу в себе силы улыбнуться. Это последнее, что я говорю, прежде чем он врезается кулаком мне в нос, и мои глаза снова закатываются в темноту, и я вижу звезды.
Нейт.
НЕЙТ
Еще до того, как я вернулся на свое место у окна, я понимаю, что что-то не так. Я чувствую это своими костями. Они холодные. Когда я сворачиваю за угол и Прескотт не сидит на диване с видом на оживленную улицу, холод превращается в жар. Когда я подхожу к тому месту, где мы сидели, прорезая заряженный воздух, в котором, кажется, не хватает кислорода, жар превращается в тошнотворный. На столе лежит небольшая салфетка с адресом, нацарапанным на ней. Я искал его на Google Maps и не удивился, увидев, что он находится в Мраморной арке.
Чертов Кэмден.
Я выбегаю и сигналю такси, но все заняты. Это ранний полдень. Мужчины и женщины в костюмах входят и выходят из такси. Время потрачено впустую, и я ненавижу, что оно у меня заканчивается. Она нужна мне сейчас.
Наконец передо мной останавливается черное такси, я запрыгиваю в него и отчаянно стучу в разделитель, сообщая ему адрес.
Он добрался до нас раньше, чем мы добрались до него. Он обманул нас, заставив думать, что его нет в стране. Мы были так пьяны от того, что были счастливы хотя бы раз в нашей гребаной жизни, что потеряли концентрацию.
Водитель пытается завязать приятную беседу с пластикового экрана, но вскоре понимает, что мое нынешнее состояние не позволяет говорить. Или дышать, если уж на то пошло.
Мы были так уверены, что Кэмден сбежит или спрячется за крепкими, безмозглыми солдатами, как и все остальные. Мы совершили те самые грехи, из-за которых песочные часы Себастьяна и Годфри превратились в песок. Нам стало удобно. И самоуверенно.
Нам с Горошком так много сошло с рук за эти короткие дни. Не запланировано и непредусмотрительно мы уничтожили их одного за другим. Это было почти слишком хорошо, чтобы быть правдой. Это заставляло нас чувствовать себя непобедимыми. Теперь я беспокоюсь, что вскоре могу узнать, что мы совсем не такие.
Когда такси останавливается перед домом Арчера, я выбегаю, оставив черт знает сколько денег. Может быть, больше, чем толстый наконечник. Может быть, недостаточно, чтобы покрыть стоимость проезда. Я взбегаю по лестнице на второй этаж, преодолевая их по три за раз, и без стука распахиваю дверь. Меня встречает здоровенный парень в форме — официант, или водитель, или черт его знает кто. Он вскакивает с дивана в смокинге в гостиной прямо в мою сторону, размахивая ручкой с испарителем в руке.
Под кайфом от адреналина и ярости я позволил ему добежать до моего места возле двери, прежде чем врезаться головой в ближайшую стену. Но потом я это чувствую. В моем животе.
Он вонзает ручку в мой пресс с горловым ревом, оставляя ее внутри, когда рушится на пол. Запах крови появляется перед жалом лезвия. Потом я вижу это. И когда я вижу это — оно повсюду.
Все красное.
Ручка не ручка. Ручка — это чертов нож. И острый, мать его, нож.
Я отшатываюсь, глядя на дыру в животе. Не слишком большая, но слишком глубокая.
Членосос выпотрошил меня. Мне нужно добраться до Прескотт, пока я не сдох от потери крови или гребаного перитонита.
Может быть, это больно. Я верю, что да. Желчь подступает к горлу, и пятно крови быстро растекается по моей белой рубашке. Я одним махом вытаскиваю нож, вздыхаю с облегчением, когда он не выходит вместе с моими кишками, переворачиваю нападавшего на спину и вонзаю его в горло. Нож скользит насквозь, пока не коснется пола. Его обмякшее тело оживает, дернувшись еще раз, прежде чем он сдается и падает замертво.
С ручкой в руке я, спотыкаясь, выхожу в коридор, капая, капая, капая своей кровью на половицу. Я вижу приоткрытую дверь и знаю, что ждет меня внутри. Я открываю ее. Я хочу пронестись сквозь нее, как вьюга, но с каждым шагом мое зрение становится все более расплывчатым, а шаги - все более шаткими. Я умираю? Возможно. Но мне все равно.
Прескотт.
Ублюдок стоит спиной к двери. Кто так делает? Кто дает сопернику спину? Тот, кто хочет умереть.
Тот, кто хочет удивить.
Кто-то, кто знает, что я не убью его, потому что у него есть что-то мое, что я хочу вернуть.
Я раскачиваюсь, как пьяный, натыкаясь на стену и комод в его спальне, пока нож не прижимается к его горлу. Вероятно, он думал, что я никогда не зайду так далеко, что меня перехватит в гостиной его мускулистый мужчина. Сюрприз, сволочь.