— Мы не можем узнать чего боимся профессор, пока не столкнемся с этим лицом к лицу. Но ваша уверенность меня удивляет. Вы для меня большая загадка. К примеру, хотите я кое-что вам расскажу? — я заинтересовался, кивнул, — Мои люди не нашли информации о вашей семье, прежнем месте работы и проживания. По документам вы построили свой дом двадцать один год назад, предварительно сравняв с землёй старое строение, но по всем архитектурным планам это тот же дом, что стоял почти сто лет назад. Прошлое вашей жизни как размытое пятно. Вы сирота?
Я сделал глоток и отвел взгляд в окно машины. Капли вылетали из темноты и врезались в стекло рисуя линии.
— Они умерли когда я был еще мальчиком.
–:Как это произошло?
Признаюсь честно у Морригана получилось зацепить за живое. Так сложилось, что вся моя жизнь является прямой, отправной точкой которой, является ироническая гибель моих родителей. Морально я не был готов к подобным вопросам, но Морриган хорошо подготовился. И когда только успел?
— Отец убил мать и осознав весь ужас своего поступка покончил с собой… — вкратце ответил я, и тут меня осенило, будто молнией прошибло, — Постойте ка, этот номер со мной не пройдет — даже не пытайтесь.
— Не понимаю о чем вы, — Морриган сделал столь невинное лицо, что невольно хотелось дорисовать ему воображением нимб над головой.
Я быстро проанализировал все события последних тридцати минут и выдал итог:
— Все вы понимаете, это психологический приём. Помещаете человека в непривычную среду, например дорогую машину. Добавляете чувство благодарности, ради которого вы вывели из строя мою машину. А потом ещё и выбиваете его из морального равновесия каким-либо грустным воспоминанием из жизни — готово. Вероятность положительного ответа на какую-либо просьбу увеличивается в разы.
Морриган недовольно вздохнул и залпом осушил бокал.
— С вами становится невероятно сложно договорится, мистер Филлипс.
— Так найдите другого, с кем будет проще, — категорично заявил я, ощущая явное раздражение из-за попытки выбить меня из психологического равновесия.
— Мне нужны именно вы. Больше никаких игр, — ты очень сильно заблуждаешься, игра только начинается, — я обещаю, только разговоры на чистоту. Меня интересует история завязанная вокруг амулета четырёх стихий… — Морриган не успел договорить.
— Это всего лишь легенда, я вам уже говорил. Сколь раз мне нужно это повторить? — парировал я, а про себя подумал: «Давай, выкладывай все что знаешь, бильярдный шар. Мне это очень нужно».
Морриган наклонился вперёд пристально смотря мне прямо в глаза и видимо заразившись раздражением ответил, слегка повысив голос:
— Легенда? Кого вы пытаетесь в этом убедить, меня или самого себя? Я, мистер Филлипс, никогда не встречал священника проповедующего религию, и при этом не верующего в бога. А знаете почему?
— Почему же? — с искренним интересом спросил я.
— Потому что таковых не существует. Каждый человек свято верит в то, что говорит и делает, вы, друг мой не исключение. Потому опустим эти глупости с легендами. Прослушав вашу лекцию у меня возник один важный вопрос, откуда у вас столь детальная информация обо всех этих событиях?
Я откинулся на спинку сидения тщательно формулируя ответ, сболтнуть лишнего будет непозволительная ошибка.
— Не устаете удивлять мистер Морриган, сдаюсь под напором вашего интеллекта. Вы меня раскусили — я действительно считаю эту историю правдивой. А довелось мне ознакомится с ней очень давно когда в мои руки попала одна редкая летопись, та самая, что писал Корнеил.
— Это что? Очередной обман? — с неким скепсисом произнёс Морриган, — Летопись о которой вы говорите хранится в одном из подопечных мною музеев. Не один из историков не обнаружил в ней и крупицы того, о чем вы говорите на своих лекциях. Я самолично изучал ее, она абсолютно точно соответствует всем устоявшимся, историческим канонам правления Ричарда справедливого.
Я хитро улыбнулся, разговор начинал обретать нужные мне формы.
— А что если я скажу, что существует две летописи одного временного отрезка, и у меня была возможность изучить обе.
Френсис задумчиво хмыкнул и подлил себе вина, я в свою очередь от добавки отказался.
— Зачем создавать две летописи, одна из которых заведомо окажется ложной?