Перед взором возникла картина больного мальчика, и Власа устыдилась своих мыслей. Ребёнок точно ни в чём не виноват, не то, что другие… да и мать его — несчастная женщина, без чьей-либо помощи одна дитя воспитывает. Задрал её мужа медведь, когда тот в лес ходил, а может не медведь это был вовсе, а нечисть какая. Кто же теперь разберёт?
Власа прибавила шагу и вскоре вышла из леса на поле ржи. Молодые колосья раскачивались на ветру в лучах солнца, а среди них, ближе к земле голубели васильки, за которыми прятались белые головы ромашек. Узкая тропинка вела прямо через поле к деревне, что виднелась вдали.
Протянув руку, Власа коснулась колосьев, они ещё не набрали свою силу и были ласковыми и мягкими на ощупь. Улыбнувшись, Власа пошла вперёд, подставив лицо ветру, который приятно освежал полуденным днём.
Ещё немного и колосья наберутся силы, начнут золотиться, а там придёт и время жатвы. Жители деревни сообща будут собирать урожай, на время забыв про былые ссоры. Недаром же говорят — общее дело объединяет.
Только вот собирать урожай вместе со всеми Власе ни разу не доводилось. Не допускали её ни до посева, ни до сбора. Боялись, что раз она ведьма, то сглазить может или силу какую из посевов тянуть начнёт, что потом неурожай случится.
Да что там — везде людям колдовство мерещилось! Скотина захворала — порчу наслали, дом сгорел — не иначе как сила тёмная вмешалась. Чуть что — везде колдовство винили в своих бедах, лишь бы не себя.
Тем более, что люди не нуждались больше в жрецах и волхвах, давно перестали они верить старым богам и молились новому, чья церковь стояла на другом берегу реки. Наверное, и правда помогал он им, раз ходили туда каждую седмицу едва ли не всей деревней. Только вот тех, кто магией владел, не любили теперь и боялись. Признавали только знахарей и знахарок, а остальных гнали прочь.
Добравшись до деревни, Власа поспешила к дому, где болел мальчик. Около дорожки ходили курочки, собирая просыпанные из мешка зёрна, чуть дальше гоготали гуси, норовя ущипнуть маленькую девочку с косичками, которая вышла во двор. За изгородью хрюкали свиньи, да лаяли собаки. Жизнь в деревне шла своим чередом.
Две старушки в платках, что сидели на крыльце и перемывали всем косточки, при виде Власы почти одновременно начертили в воздухе спасительный знак от нечистой силы, будто мимо них прошла дева болотная.
Власа поморщилась и ускорила шаг. Как помощи у знахарки просить — так это можно, а как потом увидят, так шарахаются, будто от прокажённой.
Впрочем, большая часть местных относились к Власе дружелюбно. Не принимали как свою, но и неприязни не высказывали, за редким исключением…
— О, а вот и ведьма пожаловала! — услышала Власа до боли знакомый голос. Обернулась, гневно сверкнув глазами. Около дома кузнеца стоял сын старосты Мирон и с насмешкой смотрел на неё. Выглядел он точь-в-точь как отец — рослый, жилистый, со светло-русыми волосами, надменно сжатыми губами и, острым, вечно вздёрнутым подбородком.
— Слышал, ты ночью в лесу с лешим плясала. Никак теперь невеста его? — усмехнулся он.
— Снова байки про меня распускаешь? Не надоело? — раздражённо бросила Власа, поднимаясь на крыльцо.
— Отчего байки? Ведьмы же любят нечисть, — пожал плечами Мирон и добавил с издёвкой: — Или что, не пришлась лешему по вкусу? Прогнал, небось, вот и воротилась?
Власа молча постучала в дверь дома, где жил болеющий мальчик.
— Дурак ты, Мирон, а с дураками и говорить и не хочется…
Сын старосты оскорблённо поджал губы, но ответить не успел — дверь открылась и на пороге показалась мать мальчика. В её глазах больше не было боли и отчаянья, только усталость от пережитого.
— Я от Зарины снадобье принесла. Могу пройти в дом, осмотреть сына? — спросила Власа.
— Конечно. Вы очень помогли, — женщина нашла в себе силы улыбнуться. — Олежке стало лучше.
Власа кивнула и прошла в дом. Остановившись около постели мальчика, она убедилась, что Олежка мирно спал. Он был всё ещё слаб, но жар уже прошёл, дыхание выровнялось, значит, и правда лучше.
У Власы потеплело на душе. В который раз она убедилась, что не зря так рисковала. Попрощавшись с матерью, она отдала снадобье и с лёгким сердцем покинула дом.
Во дворе Мирона уже не было, видимо, нашёл себе занятие поинтересней, чем доставать Власу. Всё же повзрослел. А в былые года мог ещё долго тащиться следом, отпускать гаденькие шутки и насмехаться. И хорошо, если один, а то бывало и с дружками.