В комнату вошла одна из вековух, которую все звали Мать Медведица. Когда Райс познакомилась с этой вековухой, то еле сдержала смех, от того гротескного несоответствия прозвища и внешности. Матёрая была ростом, от вершка два корешка, да, и вся, какая-то мелкая, щуплая, с несуразно длинными, тощими руками и крайне скудными седыми волосами. Глядя на неё, казалось, что в вековухе не хватает всего, но цветные колдовские узоры, её иссушенных рук, невольно заставляли уважать и побаиваться эту мелкую вековушку.
Матёрая Терема объяснила, что девке надлежит каждое утро, когда она будет входить в светёлку и будить её, садиться на скамью и сидеть на ней, до вечера, пока она не зайдёт и не разрешит спать. В таком режиме, было необходимо продержаться всего, как она сказала, девять дней, а в случае, если Райс оторвёт свою задницу от скамьи, то со следующего дня, девять дней начнутся по новой, не зависимо от того, сколько она до этого насидела.
После инструктажа, Мать Медведица, смотря на деву, рукой указала на деревянное сиденье с дырой, мол, начинай, а сама, обойдя стол, встала, напротив. Райс поднялась с лежака, подошла, задрала подол и уселась голым задом на дырку. Ей было, от чего-то, очень весело, и она сама не могла объяснить почему. Изначально, этот круг показался ей, уж больно простым, для исполнения.
Дверь раскрылась и теремные девченята, гурьбой стали накрывать перед ней стол, хотя нет, не накрывать, а заваливать его разнообразной едой: мясо, рыба, птица, разносолы, напитки, овощи, фрукты, ягоды. Чего там только не было. Аромат стоял такой, что слюной можно было подавиться.
Райс расплылась в хищной улыбке, потирая руки, собралась уже было, начать по кусочку всего попробовать, как Мать Медведица, подняв перед собой тощую руку и останавливая её порыв, тут же уточнила, что есть и пить с этого стола, тоже нельзя, те же девять дней и правило отсчёта, точно такое же, как и при сидении. Съела ягодку, хлебнула отвару, молодец, только со следующего дня, опять засветят её девять дней мучений.
И, наконец, вековуха, улыбнувшись закончила:
— Ты можешь есть, пить, плясать или валяться на лежаке кверху задницей, — инструктировала она ласково, — вот, только, из этой комнаты, выйти не сможешь до тех пор, пока не от терпишь положенные девять дней. Мне не жалко, хоть всю жизнь тут у нас живи. Не обеднеем.
С этими словами, она медленно развернулась и вышла. Дверь за ней закрылась. Райс задумалась. Она поняла, что её таким образом, будут испытывать на силу воли, а дочь царицы, всегда считала себя волевой девой, даже первые два круга, по сути, только на воле и прошла. Поразмыслив немного, она решила для себя, что справится. Должна. К тому же, всё равно, другого выхода нет.
Первый раз, Райс не выдержала испытание в тот же день, буквально к вечеру, почти перед самым приходом Матёрой. Она отсидела задницу, на жёсткой деревяшке и решила схитрить. Так как распущенный подол, полностью скрывал под собой короткую скамью, вместе с лоханью, то она думала, что если, чуть-чуть приподнимется и разомнёт одеревеневшие ягодицы, а потом, так же не заметно, сядет обратно, то никто не заметит. Решила, сделала, только села обратно, уже в помойную лохань, так как под задницей, скамьи не оказалось. Она просто исчезла!
Самодовольная девка, не смогла выйти из своей светёлки, не через девять, не через два раза по девять, не через три. Эти мучения, казались нескончаемыми. Высидеть девять дней на жёсткой скамье, при виде изобилия еды и оставаться при этом голодной, она не могла.
Наконец, Райс перестала себя истязать и три дня, просто ела, пила и скакала, давая себе отдых и раздумывая над тем, как этот круг мучений, можно пройти. Какие хитрости использовать, какие ухищрения придумать. До этого, царская дочь, смогла продержаться, только максимум шесть дней и то, это было в самом начале. Затем, становилось всё хуже и хуже. Это как раз и натолкнуло её на мысль о трёхдневном отдыхе, перед следующей попыткой.
Отдых дал результат. Она смогла продержаться восемь дней, да, и девять, может быть выдержала, если б не собственная оплошность. Чтобы хоть как-то размять задницу, Райс, перекатывалась с одной половинки на другую и нечаянно, а может быть от голода голова закружилась, но она, потеряв равновесие, брякнулась вместе со скамьёй на бок, которая, тут же исчезла.