Портал Высокой открыт всем ветрам. Тут многотонные гранитные глыбы встали по кругу колоннами, от них исходит еле ощутимая вибрация. Ул закрывает глаза, и не дойдя до каменного сооружения трёх-четырёх шагов плавно отпускает руку Высокой... Та этого явно не ждёт, и прежде чем остановиться, успевает сделать ещё два шага... Лишь здесь, оборачивается, смотрит ему в глаза... и всё понимает. Её лицо меняется - удивление, непонимание, неверие... а затем обида и отчаяние... Маска спадает окончательно и её сердце, впервые сумевшее вздохнуть свободно, бросает из её уст первый крик.
- Нет!.. Нет! Ты не должен!.. Не можешь так поступить!..
Ах её взгляд... Её вид... Её ослепляющее пламя... Я готов сто раз отдать свою жизнь за неё вот такую. Видеть и слышать, чувствовать. Милая... ну как ты могла подумать, что я успокаиваю обманом лежащего на смертном одре друга?..
Но это не страшно. Главное, в твоей памяти я останусь таким какой есть... Настоящим.
Она всё читает по его лицу. Она не согласна! Ей больно! Из её глаз бегут слёзы... И эти слезинки для Ульрика дороже любых алмазов и звёзд с неба...
Виктория подаётся к нему, берёт за руку, с плачем тянет за собой. Он непреклонен... И только глаза его, и умирающие и счастливые... с болью, с надрывом, и кровью души прощаются с ней. С той, которая стала ему дороже всего на свете... Дороже друзей, жизни и... чести. Ради неё - он был готов на всё, и даже как выяснилось на падение... Прощай моё солнце. Ты ангел мой. Сердце моё. Прощай...
И у неё нет сил сдвинуть его. Она ещё что-то лепечет, гладит ладонями ему лицо; трясет, отказываясь понять, что его приговор вынесенный самому себе - неумолим.
И опустившись перед ней на колени, он ловит её ладонь и прижимается к ней губами. Закрыв глаза скользит щекой по мягким пальчикам, забываясь в блаженной муке...
- Виктория... Жизнь моя. Спасибо тебе, за то что ты есть, - шепчет он. - Ты моё Небо, Солнце, Луна...
Из-за дальних скальных клыков вырывается первая группа всадников, и Ульрик не оборачиваясь отталкивает её к порталу.
- Ступай, - просит он. - Нельзя чтобы моё преступление оказалось напрасным.
Она не хочет, и он мягко но сильно толкает её. И она отступает и плачет. Шажок за шажком... и слёзы ручьями из прекрасных глаз...
Шажок, ещё шаг... Она заступает в кольцо, и прежде чем серый туман всклубившись скрывает её, Виктория с криком протягивает к нему руки...
И всё кончилось.
Да. Всё. Или почти всё. Поднимаясь с колен и оборачиваясь, Ульрик видит своих бывших товарищей молчаливо окруживших тела Гарджета и второго. Им не сложно понять, что же там произошло - для опытных воинов там всё следы на лицо... А ещё, вот он Ульрик, на их глазах отпустивший Высокую.
То, что он видит в их взглядах, это тоже часть его наказания. Там презрение... и ещё много чего. Ведь они только что бились плечом к плечу, были готовы рисковать головой за него... Может быть кто-то из их друзей даже умер, ради того чтоб он жил...
Предательство... Нет мерзости большей!!!
И понимает ли кто из них, зачем Ульрик остался и почему не ушёл с Высокой, ещё когда мог?..
Ульрик неторопливо снимает перекинутую через плечо перевязь, доставая из-за спины ножны с чужим в них мечом. Обматывает ножны перевязью... Это жест. Он не боится схватки, напротив, смерть от меча в бою - это почти избавление... по сравнению с тем, что его может ждать у разгневанной Алоизы. Алоизы, которую, он сегодня так же предал на ряду с прочими. Её он лишил надежды, лелеемой долгое время... И предал отца.
Но быть может, отец его понял бы - наверняка понял... А вот Алоиза... спасшая ему больше чем жизнь, одарившая его тем, чем не удостаивала наверное никого из простых смертных... Она - Высокая. И этим всё сказано. Он предал не просто её отношение и доверие - он предал священный долг, одно из главнейших правил их вечной Игры... Ему конечно важнее первое, а вот ей?
И пусть каждый сам для себя решает, что из них больше.
Итак - эндшпиль... И началом его станет долгий предолгий, длинной в день, путь обратно... Ульрика конечно не свяжут, но лишат оружия и поместят внутрь строя, как от прокажённого отгородившись стеной мрачного презрительного молчания. Ему откажут в каком-либо уважении: воинском, братском, человеческом... На их суровых лицах он станет читать всё - о своей подлости и низости.
Да только дело в том, что они во всём правы. Он согласен с ними! На все сто... Согласен! Но его женщина, его Виктория - в безопасности... И это перевесит любой прочий довод. ЛЮБОЙ ПРОЧИЙ ДОВОД.
Пешки и Ферзи
Мрачные серые своды, тяжёлые и сырые. Каземат в глубоких подземельях замка обрёл своего узника. Толстые ржавые решётки отгораживают нишу от коридора, кандальные цепи растягивают руки и ноги в стороны, так что на них можно повиснуть но не свести их вместе. Ульрик стоял. Пока ещё стоял. Зверски чесалась и ныла рана на щеке. От него дико смердело запёкшейся кровью, грязью и потом. Никто не счёл нужным переодеть его, и сейчас на Ульрике красовалась всё та же поддоспешная поддёвка.