-
«Если тело твоё христиане,
Сострадая, земле предадут,
Это будет в полночном тумане,
Там, где сорные травы растут.
И когда над немою путиной
Выйдут частые звёзды дремать,
Там расставит паук паутину
И змеёнышей выведет мать.
По ночам над твоей головою
Не смолкать и волчиному вою.
Будет ведьму там голод томить,
Станут вопли её раздаваться,
Старичонки в страстях извиваться,
А воришки добычу делить».[1]
Ульрик повернул лицо и встретил взгляд её глаз - тёмных, чуть прищуренных, таких же бездонных как озёра Северного Шотлэйнда.
- Я помню стихотворение, но забыл название, - с удивлением выговорил он. - Похоже, отец заразил творчеством Бодлера всех, с кем общался.
- Шедевр... «Погребение проклятого поэта», - Высокая присела на пуф перед ним. Опустив локти на выдвижной столик, положила подбородок на сомкнутые замком пальцы. Вгляделась в юношу долгим взглядом.
- Это его любимое стихотворение, - пояснила она наконец.
Кончики губ юноши дёрнулись в тусклой но искренней улыбке - искренность это об отце, а тусклость... слишком уж хорошо стих подобран под ситуацию. Многообещающий такой стих... Да и вообще, достаточно сложно найти повод для веселья когда ты прикован к пыточному агрегату.
Нет, он не сомневался в своей участи. Пусть даже его полностью исцелили, а тело вибрирует от переизбытка энергии. Ну действительно, а кому будет интересно пытать полудохлую заморенную тушку, не способную даже «мяу» нормально сказать? Нет-нет, если уж мучить, так мучить - с чувством, толком, расстановкой... Сам бы занялся, хм, в другом случае... Мда...
Снисходительно глянув на его мрачно-мужественно перекривленную физиономию, Высокая встала и сходила до двери, где взяла из чьих-то почтительно протянутых рук тарелку с торчащей из неё ложкой.
Ульрика она кормила неторопливо и бережно, словно собственного ребёнка (Ясное дело что он не хотел!.. А кого это трогало?.. Она настояла, и рот начал открываться сам собой). Ладно, Бог с тобой, не будем портить песню...
Да-да, ещё разок... а подбородок са-алфеточкой...Очень вкусная каша.
Отдав пустую посудину за дверь, Алоиза вернулась, но прежде чем опуститься на пуф, обошла агрегат и открутила ушки на ручных зажимах. Ульрик, тут же отлипнув от доски выпрямился сидя на горизонтальной торцевой части ложа; с наслаждением подвигал плечами, растёр кисти, покачал торсом. Высокая сидела рядом, почти в плотную - смотрела, - загадочная и таинственная до крайности. Пытки или не пытки, но её совершенством нельзя было не восхищаться.
И кстати... раз уж ему освободили руки, то зачем как ребёнка кормили с ложечки?
- Мне так захотелось, - обронила она и её чарующие глаза мягко улыбались. - Или ты против того чтобы я получила это невинное удовольствие?
Что тут скажешь? Слов просто нет. Не будь в его сердце любви к другой...
- Так почему ты тогда вернулся? - тут же поинтересовалась Высокая. - Всякий другой на твоём месте ушёл бы с ней, даже не задумываясь.
Ульрик снова улегся на ложе и отвернул лицо, не позволяя ей читать мысли по лучу его взгляда.
- Разве не ты провела мне инициацию? - глухо проворчал он. - Значит везде дотянешься... Так сказал Гарджет... ныне покойный. Я ему верю.
- Ай, ну и врун же ты? - восхитилась женщина. - Просто прелесть какой врун.
Парень не разделяя её веселья помрачнел ещё больше:
- Могу я просить тебя не читать мои мысли? - попросил он.
- Просить... можешь. - Алоиза фыркнула. - Последнее желание приговорённого?
- Даже если и так, - с тихим вызовом заявил Ул.
Женщина возмутилась:
- Вот он мужской шовинизм! На мои, значит, вопросы отвечать не обязательно, а вот ему мысли не читай! Не-ет милый, давай уж тогда на равных.
У Алоизы явно было прекрасное настроение.
- Ну? - потребовала она.
Повернувшись, Ульрик пытливо всмотрелся в её смеющиеся очи:
- Я чего-то не знаю? - напряжённо уточнил он. - Задание я не выполнил... наоборот, сорвал его. Я предал тебя... твоё доброе отношение. Твоё доверие. Предал всё то, что ты для меня сделала! - Ул против воли стал заводиться, гневаясь на себя. - Я убил друга... который ради меня осмеливался перечить своей Госпоже! Я убил Гарджета, рисковавшего ради меня жизнью... Но это всё личное. А вот ты, теперь пострадаешь за своё мне доверие!.. За мои деяния!.. Я должен был пуще жизни хранить это небольшое чудо - твоё доброе доверие... А я... И теперь, тебя ждут проблемы с Советом, и думаю серьёзные. Ты нарушила одно из Правил Игры - на Тоголе не бывало войн. Напала на высокую! Меня... - Ульрик запнулся, махнул рукой и снова отвернулся.