-
«Я говорю себе: « Она ещё прекрасна,
И странно - так свежа, хоть персик сердца смят,
Хоть башней царственной над ней воздвиглось властно
Всё то, что прожито, чем путь любви богат»
Так чтож ты: спелый плод, налитый пьяным соком,
Иль урна, ждущая над гробом чьих-то слёз,
Иль аромат цветка в оазисе далёком,
Подушка томная, корзина поздних роз?
Я знаю, есть глаза. Где всей печалью мира
Мерцает влажный мрак. Но нет загадок в них.
Шкатулки без кудрей, ларцы без сувенира;
В них та же пустота, что в Небесах пустых.
А может быть, и ты - всего лишь заблужденье
Ума, бегущего от Истины в Мечту?
Ты суетна? Глупа? Ты маска? Ты виденье?
Пусть, я люблю в тебе и славлю Красоту».
Молчание длинной в вечность - а может так медленно бьётся теперь его сердце... Какие струнки в её душе отозвались на эти строки?
Чуть печально скривились красивые губы... Разгладились... С шутливой сердитостью Высокая упрекнула:
- Дерзкий мальчишка. Всё же посмел... - Слегка нахмурилась. - Разве не мог сказать, что забыл строки?
- Врать людям - низость; соврать Вам - преступление.
Ульрик впервые не опустил перед ней взгляда. Он произнёс то, что не было пафосной декламацией.
- Хочешь сказать, что не станешь обманывать даже ради своего спасения? - Госпоже стало интересно. - Ты не забыл, что я властна над твоей жизнью и смертью?
И Ульрик снова остался твёрд:
- Простите Высокая - только над смертью.
- Что? - не поняла та.
- Моя жизнь, лишь в руках Неба и моих. Вы же, властны над моей плотью.
Госпожа вынула свою ладонь из его руки, и легонько шлёпнув его по губам, вернула обратно:
- Не пользуйся моим добрым расположением, мальчишка. Я могу и рассердиться. - Высокая похолодела. - Посмотри. Сейчас все эти люди глядят на тебя с завистью и интересом. Да. Но их интерес не станет меньшим, когда они будут смотреть на твою казнь.
Ульрик опустил глаза:
- Выше Высочество предпочитает слышать льстивую ложь? - тихо спросил он.
Женщина коротко вздохнула, словно жалея его несмышлёного:
- Тебя ещё просто по-настоящему не пугали. Не ставили перед выбором, когда оба возможных решения смерти сродни... Поэтому... не давай клятв, которых не сможешь выполнить.
Наверно только лишь потому, что она сейчас проявляла себя как обычная женщина, Ульрик и посмел упорствовать.
- Госпожа, история знает примеры, когда и смерть под пытками не заставляла людей отступиться от своих убеждений.
Он всё же достал её. Высокая изменилась. Тёплый прекрасный бутон обернулся ледяной бездной - неумолимой, безжалостной, бессердечной; из которой на юношу повеяло смертью - неотвратимой и неизбежной гибелью, без шанса на спасение. Он снова почувствовал себя смертным стоящим перед богиней возмездия; муравьём, прикоснувшимся к огромной каменной глыбе, что рухнув откуда-то сверху, накрыла, раздавив, весь его родной муравейник... обрекая на одиночество, холод и погибание.
И Ульрику вдруг стало страшно.
- Щенок! - тихо выдохнула Высокая. - Я прямо сейчас прикажу готовить пыточный столб за твои разговоры в парке. А чтобы тебе в одиночестве не стало скучно, присоединю для компании и твоего дружка, посмевшего слушать дерзости про Правительницу и не пресечь хулителя.
Пришло понимание - всё так и будет. Это не шутка, и это происходит с ним и сейчас. Точка. Всё. Вот она черта, отделившая жизнь от смерти. На той стороне черты жизнь, и ещё ярко и весело - а вот тут, уже серо и тускло.
Ричард - тоже умрёт. За его, Ульрика, глупость. За его дерзость, порождённую желанием выказать обществу своё к ним презрение. Их косностью, узостью и пустым снобизмом. Он смеялся над ними, веря что они пыль... А оказалось, что среди всех этих пустышек. Всё же имеется действительная величина - Госпожа.
И всё теперь бесполезно... даже если он бросится ей в ноги и станет целовать её туфли с мольбами... Только если сама передумает.
Передумала. Увидела, что он осознал, прочувствовал, - и передумала. Лёд отступил, но пока ещё не исчез совсем.
- Ты что-нибудь понял мальчишка? Или по-прежнему будешь выпендриваться и болтать за углами дерзости, за которые кто-то ещё может ответить нелёгкой смертью?
Её потемневшие глаза впились в него давящими тёмными лучами:
- Вот так я привожу своих слуг к покорности. Скажи «нет», и я прикажу начать казнь прямо сейчас, не взирая на бал.
Ему было страшно. Страшно... а он всё равно хотел орать «нет» во всё горло. И потому он молчал, пытаясь забить свой протест в самые дальние глуби души. Молчал, заглушая детское и наивное желание объяснить ей, что она «не совсем» права. Что и он, тоже, по-своему прав... Но то был бы приговор.