- Где и Когда я Кому задолжал?
Тишина вокруг. Полная тишина. Чудится: в воздухе до сих пор вибрирует отзвук его слов... Тишина ощущается на вкус, и этот вкус - мёртвый, могильный. Вот где кончается театр и не остаётся места наигранности и фальши.
Госпожа встаёт. Величественная как статуя ледяной богини, её прекрасные белые пальцы, властно и плавно гасят бурю неистовства прежде чем она успевает разрастись и обрушиться с трибун на охульника. Новая пауза перед речью, подчёркивает всю Её величавость. Всю недоступную красоту - всю мощь Её последующего карающего решения...
Всё действо ей портит Вудверт Гууд.
- Жалкий пёс! - кричит он вскакивая. - Пади ниц и ползи к благословенным стопам Всемилостивой! Червь!
Губы Ульрика медленно растягиваются в пустой резиновой улыбке - нехорошей улыбке.
- Ты оскорбил меня? Что же, Вудверт Гууд, вызываю тебя на дуэль. Выходи, если ты конечно не трус.
- Я трус?! - задохнулся Гууд, вспыхивая бешенством. - Поединок! Сейчас же!.. Госпожа, позвольте!..
Своим ответом Гууду, Ульрик умудрился нанести спесивцу ещё большее унижение чем «пёс» или «червь», ибо в Шотлэйнде не существует худшего оскорбления для дворянина, чем обвинение в трусости.
- Ещё смельчаки есть? - насмешливо кричит Ульрик, оглядывая загудевших новоиспечённых рыцарей.
И ему ответили. Перебивая и заглушая друг друга. Все кроме двух.
Ульрик с отчаянной весёлостью поклонился раскидывая руки:
- Вставайте в очередь благородные сейвы! - прокричал он перекрикивая их гвалт. - Госпожа!... Вашей справедливости!..
Он смеётся над ней. Смеётся и над своей смертью... А что ещё остаётся делать покойнику?..
Традиции. Северный Шотлэйнд живёт традициями. Эти писаные и нет правила, строят уклад, удерживающий умы людей в определённых, положенных им нишах и рамках. Верно - нет лучшего сторожа человеку, нежели грани его собственного сознания.
Госпожа могла порешить всё так, как ей пожелается. И все окружающие согласятся с ней, подчинятся её решению беспрекословно, посчитав Её волю за эталон.
Вот только Законы, которыми живут эти люди, также как жили их деды и прадеды... - отменив право дуэли, Правительница собственною рукой прочертит первую трещинку в той стене, которая строилась в их умах не одно столетие...
Гнев Высокой не вышел наружу. Она согласилась с заданными Ульриком правилами, ибо он сам, в своем отчаянии, загнал себя в угол. В тупик, где его ожидает смерть. Ради такого красивого финала, она даже готова пожертвовать одним или двумя своими пешками. Тем более, вон, рядом, Гууд, посмевший открыть рот без её воли... Лучший из молодых фехтовальщиков - пусть искупит свою вину... частично... потом она ещё вернётся к этому вопросу... десяток или два плетей поставят зарвавшегося на место. Но это после. А сейчас, почему бы не насладиться красивой сказкой.
- Отлично. Ты сам выбрал, - объявляет она с холодным презрением. - Скольких достойных сейвов ты успел вызвать?
Тринадцать фигур разом поднялись грозной стеной. Рожи у всех мрачные, решительные - за Госпожу любому горло порвут. Только Гросты сидят - до крайности напряжённые; позы как у деревянных истуканов. Ульрик догадывался, чего им стоило оставаться на лавках - он и не сомневался в них. Хорошо хоть Высокая на него одного неотрывно смотрит, и вроде как, и не замечает двух бедолаг.
Наверно, не замечает.
- Не смею я, нарушать ваших добрых традиций мои верные подданные. Ваша любовь греет мне сердце, трепещущее, когда я вижу что за честь оскорблённой женщины, всегда готовы постоять мужественные храбрецы.
Ну-ну, в каком это месте я оскорбил в тебе женщину? Бедное хрупкое создание... Если уж врать, то с размахом! Придумала бы что-нибудь посерьёзнее... помасштабнее. - Ульрик отрешён. Он уже согласился с происходящим и перестал напрягаться, и потому даже последующее прочувствованное заявление Вудверта его не тронуло.
- Его гнусные речи канут в безвестность, как и он сам! - гневно шипит Гууд.
Странно, разве я что-то говорил? Или Гууд шипит о ком-то другом? - Настроение великолепное, немного мрачновато, но умирать - в самый раз.
- Его смерть послужит примером каждому наглецу! - продолжает пыжиться на публику Вудверт. Ему ещё невдомёк, что рядом с Госпожой не засверкает никакая другая звёздочка. В глазах Высокой, Ульрик видит полное понимание его чувств и мыслей, словно они общаются на уровне эмпатии. И сейчас болтовня Гууда способствует пожеланию Госпожи - тот кто её прогневал, ничтожный, мнящий что может показывать Ей свой характер, умрёт именно от тех условностей, которые отвергает и презирает.