Его обвиняют в низости. Вся ложа знати сыплет негодованием на голову Ульрика.
Лицемеры! Что вы увидели низкого в том, чтобы защищаться? Напились моей кровушки, нет? По-вашему, я ещё и сопротивляться не должен?..
А может ли Ульрик не убивать их?
Да. Может. Но тогда каждый из тех, кто сейчас лежит в набухшем влагой грязевом месиве, наверняка успел бы ему ответить. И первая же схватка отняла бы у него, раненого, все силы.
Он защищается. Как умеет.
Не он, а они выходят к нему. Ему изначально не собирались давать пощады. А он не мученик чтобы позволить за просто так всадить в себя нож.
Хотели зрелища благородные дамы и сейвы? Так получите! Куда делась вся ваша радость?
Не он, а они яростно требовали его смерти и мужественно рвались в бой... все кроме Гростов. А сейчас - где вы? Уже не так спешите как поначалу. Ну? Кто станет очередным поборником справедливости и заступником женской чести?
Ульрик ощутил прилив сил - организм высвободил резервы энергии. Второе дыхание - весьма кстати.
Ага - Грегор Марви. Идёт как на плаху. Харя шириной с ведро - кислая, мрачная... Правильно. Насмерть идёт. Но в отличие от Ульрика, уже мёртвого, Грегор боится смертушки... потому и проиграет.
Марви - седьмой.
Седьмой падает от руки Ульрика, и Ульрик уже не чувствует раны. Плечо онемело и скоро рука повиснет бесполезной плетью. Да и потеря крови даёт о себе знать. Ему становится всё сложнее концентрироваться на схватке. Утешает лишь то, что осталось ему совсем не долго, а он уже сделал всё что хотел.
Кто-то с трибун очень громко предлагает снять Ульрика из арбалета.
Ульрик улыбается - или ему кажется что он улыбается. Они сами утвердили его победу.
Где восьмой?
Вот здесь Правительница не выдерживает, встаёт. Её бледное лицо, сейчас, в серой промозглости, кажется совсем белым, а глаза как два бездонных ледяных колодца.
Становится совсем тихо.
Незримая холодная ладонь обхватывает и сжимает сердце Ульрика. Остатки сил в один миг покидают тело - ноги подламываются и Ульрик падает на колени, судорожно цепляясь за эфес шпаги воткнувшейся перед ним в вязкую землю.
Ледяная ладонь отпускает его, но сил чтобы подняться у Ульрика нет. Ледяное прикосновение выжало из него все силы - забрало их, как сито забирает воду.
Но это уже и не важно. Ведь он победил! Теперь можно и умирать.
Ульрик бросает прощальный взгляд в сторону дядьки. Поймёт ли? Простит ли?
Морис Шелли сидит опустив голову чуть ли не до колен и закрывает её сверху ручищами. Он не смотрит на происходящее вокруг него. Острая жалость скребёт Ульрику грудь. Он, тот кому Морис доверял, в кого вкладывал любовь и душу, вверг его в самое худшее из возможного - Ульрик принёс роду Шелли вечный позор - так это мерит дядька, так мерят остальные шотлэйндцы. Нету для дядьки кары страшнее - он плоть от плоти Северного Шотлэйнда, для него Устой Рыцарства штука священная.
- Хватит!
Госпожа в гневе - холодном и от этого ещё более страшном. Она не просто лишилась половины из своих будущих рыцарей, нет. Она и он - только они вдвоём понимают что тут произошло. Они сейчас чувствуют друг друга на расстоянии. Ульрик смотрит ей прямо в глаза - он хочет достать до их дна; разглядеть, увидеть на последок ту, которая на мгновение открылась ему на балу, во время их танца... он хочет попрощаться с ней той... Но её нет. И Ульрик без слов, одним взглядом, говорит Госпоже: «Давай. Я готов». И его уже ничего здесь не держит, ибо он от всего отказался. Разве что дядьку жалко, и Эли тоже немножко... А ещё плохо что Тайза не видела его выступлений, Тайза всё-таки не совсем пропащая, она поняла бы... А сейчас - все силы в кулак, чтобы от слабости подбородок на грудь не упал. Чёрт, как же это она так умудрилась?.. Впрочем, на то она и Госпожа. Одного не успел - узнать её имени...
- Напомните мне... - громко требует Правительница. - Какой девиз украшает герб рода Шелли?..Стрем!
- «Смерть лучше бесчестья», Госпожа, - отвечает Ронрейв. Стрэм бросает взгляд в сторону Мориса, и Ульрик видит, что старику-барону явно не по себе от всего происходящего.
А Морис неожиданно встаёт во весь рост, расправляет плечи и глубоко кланяется Госпоже. По его решительному виду становится ясно, что он готов ответить за всё - за всё понатворенное тут племянником. Правительница одобрительно кивает ему, мол, и не сомневалась в тебе мой ветеран. Она вновь поворачивается к Ульрику, и теперь всё ристалище замерев в предвкушении, ждёт её слов, тех что завершат столь удивительно сложившееся посвящение. А точнее, ждут приговора: объявления, в какой форме умрёт смутьян.