Но иногда смежных тем не избежать.
- Знаешь братишка, - замечает Ричард, - А ведь возможно, что и недолго нам с тобой тут осталось встречаться. Нас с Гербертом да Устока, обещают забрать после следующего турнира.
Ульрику ясно, куда именно заберут друга; он рад за него; но и без комментария эту новость оставить не может.
- Сама что ли пообещала? - посмеивается он.
- Давай, давай, издевайся, - притворно расстраивается приятель. - Тебе-то что, тебя Госпожа... - Рич махает рукой. - Как с гуся вода...
Мечтательное выражение промелькнуло на лице Ульрика, но уже в следующий миг там снова ехидство.
- От старика Стрэма пришли известия, - раскрывает свои источники Ричард. - А вот про тебя брат, ничего нового не было. О тебе Стрему, Их Милость оставила только прежние распоряжения: Если, мол, мстители ещё какие найдутся... то всех их по веткам.
- Заботливая она у меня, - тут же съязвил Ульрик, и опомнившись извинился. - Прости Рич, вырвалось.
Тот только головой покачал - неисправим ты Ул.
- Ладно, рассказывай зачем раньше времени вызвал, - сменил тему Ульрик. - Не просто же так у тебя глаза такие хитрые.
- Я не уверен, что тебе будет интересно... - Ричард с сомнением расстегнул на груди камзол, сунул запазуху руку. Вытащив столбик скрученных трубкой листов, перетянутых розовым шнурком, он прежде чем передать почту Ульрику ещё раз скептически оглядел свою ношу:
- Вот. Просили передать лично.
Это было послание от Элисы. Семнадцать исписанных мелким подчерком жёлтых листков - серьёзный труд для одиннадцатилетней девочки.
Неожиданно. И приятно.
Такие вещи следует ценить.
Не забыла значит девчонка.
Элиса писала обо всём. В чём-то наивно, а где-то серьёзно - она изливала ему свою душу на этих листочках. Ему. Единственному из всех. Из всей большой массы людей её окружающих. Ведь он её рыцарь.
Разошлись пожав руки приятели. Ричард на своём Чернобуре по лесу, Ульрик на сером в яблоках Мамонте по полю. Опустела поляна. И никто не видел, как через время, к скамеечкам вышла женщина. Прошлась с интересом вдоль копанной линии, присела на Ричардову скамью. Посидела так, с непонятным выражением на лице, общалась с невидимым собеседником сидящим напротив - словно прислушивалась к чему-то, своему, внутреннему, личному. С этакой понимающей улыбкой покачала головой, мол, чем бы дитя не тешилось...
Насытившись чувствами вызванными столь необычной прогулкой, женщина встала, прошлась по траве смотря себе под ноги, будто искала чего-то. Нашла. Придерживая одной рукой подол синего атласного платья, наклонилась и подобрала камень. Обычный такой камень, размером с кулак. Вернувшись к граничной черте, она положила его на линию аккуратно по центру. Точёной ножкой обутой в остроносую туфельку наступила сверху, вдавливая булыжник плотнее. Всё. Развернувшись, женщина пошла к лесу из которого вышла, и с каждым шагом на её лицо возвращалось привычное выражение недоступности и величия.
Ей на встречу, из-за стволов выступил человек в броне, готовый исполнить малейшую её прихоть.
3
А накануне турнира его навестила Элиса. Приехала в экипаже сопровождаемая тремя рыцарями и толстой, преклонных лет гувернанткой, чьё белое напудренное лицо казалось воплощением самой подозрительности.
Её приезд - это многого стоило. Это даже не письмецо украдкой.
- Мой подарок на двенадцатилетие от Госпожи. - Так пояснила Элиса своё появление.
Однако... Странный поступок Правительницы, что это? Подачка? Дополнительное напоминание проигравшему о его унижении? Или другое... Или напоминание псу, о том, что хозяйка о нём не забыла. В излишестве милосердия-то Высокую упрекнуть сложно.
Ульрик не стал до поры забивать голову. Позже. Сейчас к нему прибыла гостья. Гостья осмелившаяся на Поступок... Ульрик представил как девочка преодолев страх подходит к Высокой с таким вопросом...
Вот так вот - выходит три с половиной года не срок. Шутливый вроде бы танец был... А к рыцарю к своему, как на свидание в ссылку приехала...
И ведь если вспомнить, то и бал настоящим был; и там, у реки, в их первую встречу, с их общего согласия Элис объявила его своим кавалером. Значит не безразлично девочке слово дружба. Значит сопротивляется девочка, бьётся за свою первую, наивную влюблённость. Не струсила. Не побоялась выйти из колеи, отмеренной Правительницей для вольной... хм... аристократии.
А девочка выросла. Красивая несказанно. Васильковый цвет глаз, белокурые локоны всё также вьются, а кожа - нежная, чистая - словно персиковая. Да ещё умная не по годам. Зрелость её суждений приятно удивила Ульрика. Хотя (и это естественно) несколько изменилось её отношение к окружающему - спряталась где-то внутри её детская непосредственность. Девочка приняла условности окружающего мира, здраво рассуждая о глупости и приземлённости большей части общественных идеалов.