Бандит убрал руку с ее рта:
– Вот и хорошо, молодец! Старших надо слушаться. А сиськи у тебя, как у взрослой. Какой размер? Третий?
– Второй… – прошептала Галина.
– Да? Тоже неплохо. А что у нас между ног?
– Не надо!
– Раздвинь ласты, сука!
Девочка подчинилась.
Убийца, насильник и извращенец Окунько, глотая обильно выделившуюся слюну, проговорил, глядя на нежные прелести девочки:
– Кайф! Ничего не скажешь! Целка еще? Или кто-то уже успел распечатать?
– Я… я… девочка!
– Ну понятно, что не мальчик; спрашиваю, девственница?
– Да!
– Охренительно! Это молодец, что блюла себя. Очень правильно делала!
Окунько провел рукой между ног Галины. Девочка вздрогнула и сжала ноги. Это не понравилось бандиту:
– Ты че, сука? Сказано, раздвинуть ляжки и так лежать, пока при памяти.
– Не трогайте меня!
– Чего? Ты, мокрощелка, еще вякать будешь? А не хочешь, я прямо сейчас тебе болт в пасть засуну и заставлю сосать, как леденец?
– Не буду!
– Ах ты, сучка непробитая…
Размахнувшись, Окунько дважды ударил девушку по лицу. Щеки тут же покраснели, из рассеченной брови пошла кровь. Галина, заплакав, попросила:
– Дядя, отпустите меня… пожалуйста. Мне всего 14 лет! Я никому ничего плохого не сделала…
Окунько усмехнулся:
– Так-то лучше! Значит, никому ничего плохого не делала? А я делал, многим и много раз. И сегодня сделаю. Догадайся, кому?
– Не надо… я боюсь!
– Еще бы! Ведь самое страшное тебя, соска, ждет впереди.
Из коридора послышался окрик Кожана:
– Окунь!
– Да?
– Ты чего там застрял?
– Да вот девочка крепко уснула. Будить долго пришлось, но мы идем, идем!
– Давай! А то мамаша тут переживает. Нервничает.
Окунь взглянул на Галю:
– Слышала? Мамуля переживает. Вставай, пойдем! Она тебя пожалеет.
– Мне надо одеться…
– Так сойдет.
Окунько за руку рывком поднял с ковра Галину и, схватив ее за щуплую шею, потащил в спальную комнату родителей. В комнату, превращенную безжалостными бандитами в плаху.
Глава 2
При виде голой, избитой дочери, введенной в комнату вторым бандитом, Ирина Голубева вскрикнула. Ее крик заглушила лента. Девочка же, увидев связанную мать, вздрогнула, а когда посмотрела на кровать, закричала. Окунько ударил ее по ногам, притянул к себе, закрыв рот широкой ладонью, развернув к стене.
– Молчи, тварь, я же предупреждал тебя!
Кожанов пододвинулся к креслу, в котором сидела супруга убитого предпринимателя, и взглянув ей в глаза, спросил:
– Жить хочешь, красотка?
Голубева утвердительно кивнула и указала глазами на дочь. Бандит понял смысл взгляда:
– Ты также хочешь, чтобы мы не тронули и дочь?
Ирина закивала.
– Объяснимое желание, – усмехнулся Кожанов. – Тогда поговорим. Сейчас я сниму ленту с твоего рта, и поговорим. Ответишь на несколько вопросов, и мы вас не тронем. При условии, естественно, правдивых ответов. Попытаешься обмануть или закричать – первой пострадает дочь. Хотя вряд ли кто со стороны услышит, но лучше, если ты не будешь кричать. Я понятно объясняю?
Женщина вновь утвердительно кивнула головой.
Кожанов снял ленту с лица жертвы. Голубева глубоко вздохнула и тут же попросила:
– Отпустите, пожалуйста, Галину и дайте ей возможность одеться.
Кожан повысил голос:
– Я же сказал, от тебя требуется одно – ответить на несколько вопросов. И больше ничего. Потом сама нарядишь свою дочь.
– Понятно, спрашивайте.
– Где документы и ключи от машин?
– Так вам были нужны машины? Вы за ними пришли?
– Ты что, сука, плохо врубаешься? Сколько раз говорить, что ты должна только отвечать на вопросы? Не слышу ответа.
Голубева сказала:
– Насколько знаю, Игорь… Господи, за что вы убили его… из-за каких-то…
– Где документы и ключи?
Женщина, сдержав слезы, ответила:
– Насколько знаю, Игорь держал их либо в борсетке, либо в кейсе.
– Где борсетка и кейс?
– Наверное, у него в кабинете. Точно не знаю.
– Где кабинет?
– Напротив комнаты Галины.
Кожанов повернулся к подельнику:
– Окунь! Девицу на пол, сам в кабинет! Кейс и борсетку сюда.
Окунько свалил на ковер дочь Голубевых, предупредив:
– Не вздумай дергаться, дура, башку потеряешь.
– Она не дернется! – сказал Кожанов. – Я прослежу. Ступай. Да быстро!
Окунько вышел из спальни. Кожан повернулся к Голубевой:
– На «Лексусе» транзитные номера?
– Бумажные.
– На кого оформлен внедорожник?
– На мужа.
– А кто пригонял его сюда?
– Не знаю, какой-то мужчина, муж… покойный муж называл его гонщиком.