Это показалось Яэль странным, но опять же, какой смысл оставлять охрану? Руки пленников были скованы наручниками и прикреплены к неподвижным элементам салона. (Запястья Яэль приковали к ножке стола, Луки – к каркасу его сидения). Но даже если им удастся освободиться, куда идти? Они заперты в металлической трубе в тысячах метров над неведомой глушью.
Но Феликса Вольфа это не останавливало. Парень сидел рядом с Яэль, его руки были прикованы к другой ножке стола. Света в кабине было очень мало – самолёт летел на запад, слишком медленно, чтобы обогнать ночь, – но Яэль всё же могла разглядеть месиво из содранной кожи и запёкшихся комков гранатового цвета, в которое превратилось его рука.
(Не удивительно, что ей снилась кровь).
По крайней мере, большой и указательный пальцы на правой руке вроде бы работали нормально. Феликс использовал их, пытаясь открыть замок наручников. Отмычка была грубоватой, но неплохой – ему удалось снять значок с формы Гитлерюгенд и придать булавке нужную форму, согнув её о край стола.
Но – как сказал Влад, когда Яэль только начинала обучение – вскрытие замков требует деликатности. Точности, которую покалеченные пальцы Феликса обеспечить не могли. Свежие раны скребли о металл наручников, пока снова не начали кровоточить. Раз в несколько секунд Феликс сбивался и ругался, едва удерживая в руках булавку. На его бледном, веснушчатом лице отразилась мука.
– Хватит! – Это слово не было первым (или единственным), что хотела сказать ему Яэль, но оно просто вырвалось. – Ты только делаешь себе больно!
Феликс продолжал крутить булавку. Он делал всё возможное, чтобы не смотреть на девушку. А Яэль делала всё возможное, чтобы не смотреть на кровь – стекающую по коже Феликса, вдоль наручников, собирающуюся на рукавах формы Гитлерюгенд.
Спустя ещё несколько минут гримас боли и ковыряния булавкой замок щёлкнул. Левое запястье Феликса было свободно. На взлом правого замка ушло заметно меньше времени. С громким клац наручники упали на пол.
– Протянете нам руку помощи, господин Вольф? – Лука уже проснулся и пялился на второго парня. – Мне даже не важно, что от одной из них осталась лишь половина.
Феликс обернулся. Лицо его было покрыто множеством ран, видимых даже в скудном свете кабины самолёта. Нос его всё ещё был заклеен после удара Луки, на виске остался синяк от последней встречи с пистолетом Яэль, губы покрылись красной коркой после пыток эсэсовцев. Он совсем не был похож на мальчишку с чёрно-белых фотографий в досье Адель. Не похож на парня, который бросил всё, чтобы помочь Яэль на дороге.
Феликс опустился на колени, отпирая наручники Луки. Но даже не двинулся, чтобы избавить от оков Яэль.
– Где моя сестра? – Взгляд глаза в глаза был не столь болезненным, сколь… опасным. Феликс смотрел на неё с острой яростью, но Яэль это не удивило.
Она отняла у него любимого человека. После такого любой станет опасным.
Четырёх потерянных жизней (четырёх чернильных волков) достаточно, чтобы превратить человека в монстра.
– В безопасности. – Яэль надеялась, что это правда, и не только ради Феликса. После того, как она вырубила Адель в её квартире в Германии, Каспер отвёз девушку в подвал пивной Хенрики. Этот офис – сердце и душа Сопротивления. Если он не в безопасности…
– Я спрашивал не об этом, – взгляд Феликса стал острее. Костяшки здоровой руки напряглись.
Яэль посмотрела на них. Почти желая, чтобы Феликс нанёс удар. Прекрасно зная, что СС раздробит каждую оставшуюся косточку, чтобы вытянуть из изувеченного парня любую возможную информацию. Она не винила его за рассказ о татуировках, но, если остался хоть малейший шанс, что устроенная Райнигером операция «Вторая Валькирия» ещё в силе, Яэль не станет рисковать ей напрасно.
– Это всё, что тебе нужно знать, – сказала она. – Адель в безопасности.
– Я бы не стал так волноваться, господин Вольф. – Лука вклинился между ними. – Ваша сестра более чем способна за себя постоять.
– Адель… – Что бы Феликс ни собирался сказать, он передумал и только покачал головой. – Ты её не знаешь.
Лука фыркнул и покачнулся на пятках.
– Как и ты. Фройляйн Хамелеон три чёртовых недели заставляла нас думать, что она твоя плоть и кровь.
Рот Феликса распахнулся, потрескавшиеся губы раскрылись. Он хотел что-то сказать, но не смог.