– Люди прислали к нам своего соглядатая? – усмехнулся клыкастый исполин. – И что им это даст? Мы не прячем свой Главный Стан ни от кого.
– О, нет! – Сезус засмеялся и тут же скривился от боли. – Нет, уважаемый Бдард, я сомневаюсь, что легат выслал бы сюда шпиона столь глупейшим способом! Он всего лишь желает нажиться на моём караване. Легат дал мне кошель с золотом, дабы я вложил его в выгодную сделку, и десятник бдительно следит за моей честностью. Обычные дрязги Людей, не достойные оркского слуха! Поведай лучше, могучий Бдард, как чувствует себя твоя внучка?
– Превосходно! – зеленокожий исполин расплылся в клыкастой улыбке. – Ей всего две недели, а она уже узнает дедов и различает нас! Весьма смышлёное дитя!
– Я рад это слышать! – воодушевлённо заявил Сезус и неожиданно закашлялся. Немедленно подавив кашель, он прочистил горло и изрёк: – От лечебного зелья десятника у меня першит в горле. Как воины пьют эту гадость?! Однако мне пора возвращаться к каравану, посему не буду отвлекать тебя от дел торговых!
Он попрощался с Орком и направился к своей телеге. Сезус доехал до оркских торговцев, предлагающих снедь, и купил жаренного в пряных травах мяса на всех своих людей, не пожалев денег. Зеленокожая красотка завернула дымящиеся куски мяса в широченные салатные листья, и Сезус принялся укладывать их в повозке, якобы заботясь о бережном размещении.
За этим занятием он украдкой достал из походной сумы склянку Одноглазого и армейскую солдатскую флягу, несущую на своём металле клеймо Королевской Пограничной Стражи Авлии. Чтобы добыть эту флягу, пришлось заплатить карманнику вдвое, дабы тот совершил кражу в Оркольме, подальше от местного форта. Вор сработал чисто, благо фляга суть мелочь, из-за которой никто не станет учинять серьёзное расследование. Вполне возможно, что солдат, лишившийся её, вообще решит, что попросту утерял казённое снаряжение. Однако страх быть обысканным был столь велик, что Сезус до последнего не решался перелить яд во флягу. Теперь же время пришло, и от этого его руки тряслись ещё сильней. От сильного волнения он едва не пролил яд себе на пальцы, и две капли упали мимо фляги. Садиться в телегу стало слишком страшно, и обратно к каравану Сезус возвращался, ведя лошадь под уздцы.
– Я распродал весь товар! – торжественно объявил он возницам, слезающим со своих телег при его появлении. – Цены столь выгодные, что у Орков не хватило золота для оплаты! Поэтому сейчас я поеду с ними на другой конец Главного Стана, туда, где находятся их дома, они вынесут недостающее золото. А вы пока насладитесь обедом! Я угощаю!
Он указал рукой на исходящие лёгким паром куски мяса, завернутые в листья и аккуратно сложенные в своей телеге:
– Мясо бизона по-оркски! В травах! Только что зажаренное! Невероятно сочное, изумительный вкус! Весьма рекомендую, милорд десятник! – Сезус немедленно сделал подобострастное лицо. – Вы такого ещё в жизни не пробовали, клянусь Эрдисом Щедрейшим!
Десятник смерил его презрительным взглядом, но ничего не сказал и предназначающийся ему кусок мяса взял. Сезус извлек из телеги флягу с отравой и вручил одному из возниц:
– А это – настоящее мергийское! Сейчас оно стоит здесь безумно дорого, поэтому фляга невелика. Выпейте за успех моего предприятия, но не упивайтесь, вы мне ещё понадобитесь. Пока меня не будет, советую посетить торговые ряды! Сегодня здесь столь богатый выбор, что столичный рынок Арденны позавидует! Я оплачиваю расходы!
Он сунул руку в карман и достал заранее приготовленный кошель:
– Здесь по пятьдесят серебряных монет на каждого! Это сверх платы за работу!
Пока Сезус распрягал самую живенькую из всех своих стареньких лошадок, возницы уселись толпой на паре стоящих рядом телег и принялись за еду и выпивку, довольные неожиданным подарком. Десятник сидел отдельно, но свою порцию взял, и торговец, уезжая, краем глаза видел, как кто-то из возниц протянул ему простенький деревянный стакан с вином. В этот момент нервное напряжение внутри Сезуса достигло столь высокой отметки, что сердце зашлось в паническом стуке, в висках загремели удары крови, отдающиеся пульсирующей болью в разбитом лице, и тело затряслось против воли. Всю дорогу, пока он ехал до городских ворот, ему казалось, что прямо сейчас позади раздадутся крики, множество Орков бросятся за ним, настигнут и изрубят своими жуткими топорами.
Вскоре к этому страху прибавился ещё один: отпущенные Одноглазым тысяча ударов сердца истекли. Там, на другой стороне Главного Стана, отрава уже должна была начать убивать возниц, слоняющихся по заполненной Орками торговой площади, и Сезус с ужасом ожидал, что чудовищный яд распространится столь быстро, что догонит его самого, и он умрёт в невероятных мучениях прямо в городе Орков, с распиханными под одеждой кошелями, до отказа набитыми золотыми монетами. Как он выехал из противоположных ворот Главного Стана, Сезус даже не понял. В открытые ворота постоянно входили и выходили оркские женщины, дети и старцы, ведущие в поводу навьюченных лошадей, и охрана не препятствовала ему покидать город. Он не ощущал палящего зноя, не видел полуобнажённых женских фигур, не чувствовал боль в травмированном лице. Единственное, что владело им всецело, была отчаянная мысль: только бы не сорваться и не пустить лошадь вскачь! Только бы не сорваться!