— Карл, — окликнул он одного, — много наших уцелело?
— Мы двое и ты, сержант, остальные все полегли.
— Плохо, — выдохнул ветеран.
— Ага, — откликнулся стражник, и сам обратился к Калину: — Сержант, там возле стены, друг твой, Смирт Умикантэ лежит, тебя звал, попрощаться хотел.
Тварда оторвался от тяжелого дубового комода, положенного в основание баррикады, и направился к стене ближайшего дома, где и обнаружил лежащего на плаще сержанта Умикантэ, старого друга, с которым он не расставался уже тридцать лет. Смирт был мерт, и глаза его, безучастно взирали на небо своего родного города. Калин провел ему ладонью по векам, закрыл их, устало вздохнул и направился назад, к сваленным поперек улицы бревнам, мебели и камням мостовой. Степняки уже накопились на стенах в достаточном количестве, и перешли в наступление на улицы города.
Бой за баррикаду продолжался до самой темноты, но взять ее воины Муганя так и не смогли. Степняки откатились в кварталы, которые уже были ими захвачены, а перед самым рассветом, к сержанту прибыл посыльный из городского замка. От гонца, молодой девушки с перевязанной головой, стало известно, что половина города уже под степняками, и засевшие в замке городские власти, стягивали всех боеспособных воинов туда, так что и ему, предписывалось немедленно двигаться на защиту замка.
Хорош приказ или плох, Тварда никогда над этим не задумывался, но сейчас, он знал одно, если его отряд, все кто уцелел, отступит, то беженцам, которые заперлись в домах, придет конец. В лучшем случае, в кандалах их отправят в степь, а если Мугань не захочет заниматься транспортировкой пленников, то смерть. Калин хотел дать этим людям еще один день жизни, пусть ценой своей жизни, но уберечь их хотя бы на какое-то время от рабской участи или смерти. Впервые в своей жизни, сержант Городской Стражи Норгенгорда Калин Тварда наплевал на устав и остался на городских баррикадах, а его бойцы, ополченцы, мальчишки, и некоторое количество стражников, прибившихся к ним ночью, полностью поддержали его.
Впрочем, отыграть у врагов еще один день, сержант не смог. К полудню пала одна из тыловых баррикад и лихие всадники на низкорослых лошадках, стреляя из луков, рубя саблями, а порой, и просто сдергивая защитников арканами на мостовую, за полчаса подавили сопротивление его отряда. Сержант был одним из последних, кого смогли убить, а вот воспитанников Пламена, троих из десятка, он все же успел отправить в схрон под мастерской Эрика Ханта.
В тайный подвал, построенный и оборудованный Эриком Хантом, который, не взирая на свою хромоту, ушел сражаться на стены и не вернулся домой, вел широкий проход с несколькими ступенями, а попасть в него можно было только через каменное крыльцо. Два парня, дром Арс и штангордец Плюха, притянули на двор мастерской раненного Квирина Иглу, уложили друга и командира на землю и, вдвоем, с трудом, чуть не надорвавшись, отвалили тяжелое крыльцо в сторону. Им открылся спуск и первым делом, Плюха, окликнул того, кто должен был караулить проход:
— Это Плюха, Арс и Квирин, кто на фишке?
— Гергий на страже, — отозвался из подвальной темноты молодой голос.
— Зови парней в помощь, Квирин серьезно ранен.
Вскоре, израненного Квирина Иглу, которому кривая степная сабля просекла бедро, и он потерял много крови, спустили вниз, крыльцо было поставлено на место, а сам проход под каменным входом, накрыла хитрая крышка, поверх которой росла трава и валялся различный бытовой мусор. Спрятались парни вовремя, через несколько минут во двор заехали первые мародеры, обшарившие дом со всех сторон. Уехала одна партия вражеских воинов, желающих поживиться, а за ними последовала вторая, и третья за ней вслед, а на ночь, так и вообще, во дворе целая полусотня обосновалась. Видимо, удача сопутствовала спрятавшимся в подвале трем десяткам людей, которые сидели в полной темноте и старались не издавать ни звука, их не нашли, хотя двор степные грабители обшаривали несколько раз подряд.
Прошли сутки, потом еще одни, и еще, и вот, когда на четвертый день пал замок Норгенгорда, город подвергся еще одному, самому доскональному разграблению и орда покинула его. Воины хана Муганя, понесшие неожиданно серьезные потери под стенами и внутри города, простояли под Норгенгордом еще неделю, отправили караваны с десятками тысяч пленников в степь, а сами двинулась дальше, грабить внутренние области герцогства Штангордского.
Глава 10
Пламен
После разгрома отряда под предводительством хана Яныю, отряд продолжил свой путь на север. Уже в темноте, когда мы остановились на ночевку, пришло время поговорить с ханом борасов. Я сидел на скатанной кошме возле костра, отрезал от большого шмата соленого мяса небольшие кусочки и ножом закидывал их в рот. Настроение доброе, одержана славная победа, в бою взяты неплохие трофеи, много оружия, хороших лошадей, и ценный пленник, который, со связанными за спиной руками, сидел напротив и с ненавистью смотрел на меня.
— Что, этельбер, — бросил я на него ответный взгляд, который, так же, доброты не излучал, — проиграл ты сражение?
— Чтоб тебя демоны схарчили, — Яныю, сухопарный мужчина с ястребиным лицом и смешными тоненькими усиками под носом, в рваном парчовом халате, попробовал плюнуть в меня, но у него это не получилось, видно, в глотке у хана пересохло, ведь с самого полудня его не поили.
— Угу, — кинжал отпластал еще один тоненький кусочек говядины, и он отправился в рот.
— Дай напиться, — потребовал Яныю.
— Вот еще, воду на тебя переводить. Нечего. Сейчас поговорим с тобой, и ты, хан, отправишься в страну вечной охоты, к предкам своим. То-то они тебе там устроят, за предательство и клятвопреступление.
На некоторое время хан замолчал и, наконец, решившись, произнес слова, которых я собственно и ждал:
— Может быть, договоримся?
— О чем? Смысла не вижу. Про отряды, что по нашему следу идут, ты уже брату моему все рассказал. Бесполезность твоя, очевидна, Яныю, а то, что я с тобой разговор веду, это всего лишь мое любопытство. Вот интересно мне, кто вы, те, кто за мелеха Хаима и рахдонских жрецов свой народ на смерть посылает.
— За меня могут дать хороший выкуп.
— Чушь, как только станет известно о том, что ты в плен попал, мелех отвернется от тебя, а твой племянник Йоллыг, станет следующим ханом борасов и этельбером Северо-Западной провинции Благословенного Рахдона. Никому ты не нужен, Яныю, кроме самого себя.
— У меня есть тайная казна.
— И что, — я усмехнулся, — ты предлагаешь мне прямо сейчас отправиться в земли борасов и выкопать твой клад из земли? Нет, такой вариант мне неинтересен. Может быть, что-то иное предложишь?
— Что ты хочешь? Все отдам.
— Например, архивы кагана Бравлина, которые после падения Ариса у тебя оказались. Говорят, что он где-то на севере спрятан, а мы как раз в ту сторону двигаемся.
— Откуда ты про бумаги знаешь? — этельбер был искренне удивлен.
— А ты думаешь, что всех воинов убил, которые архив в Штангорд тянули? Нет, борас, один из гвардейцев выжил, в Эльмайноре смог эти годы перебедовать, в охране Гойны служил. Сейчас он рядом, ждет, когда мы с тобой разговор окончим, и у него будет возможность отомстить за своих друзей, которых ты встретил как друг, и которых лично саблей рубил.
— Если я отдам архив, ты меня отпустишь?
— Да.
— Клянись!
Отложив свою трапезу в сторону, обтер руки чистой тряпицей и произнес:
— Я, Пламен сын Огнеяра, находясь под родным степным небом, клянусь, что после передачи ханом борасов Яныю, того, что я прошу, отпущу его на все четыре стороны света, не чиня зла его телу.
Борас вымученно улыбнулся и кивнул:
— Удовлетворен.
— Раз так, то где находится архив?
— Под развалинами Волчьей Пасти, последнего оплота мятежников в лесах севера.
— Отчего так? — теперь уже удивился я. — Неужели поближе схрона надежного не было?
— Так сложилось, а на тот момент я считал, что в развалинах никто копаться не будет. Опять же, прочитать я его не мог, все записи были сделаны на незнакомом мне языке, сплошь иероглифы и знаки неведомые.