— Быстрей! — разносится над полем боя мой крик и, уже не обращая внимания на борасов, начинающих оказывать сопротивление, отряд подстегивает своих коней и мы проносимся через скопища шатров.
Теми врагами, кто остался позади, займутся аппенцы и балты, сомкнувшиеся за нашей спиной в один строй, а наше дело, достать жрецов. Кажется, что всего одно мгновение прошло, а мы уже пролетели стоянку борасов насквозь, и вышли к окруженному высокими повозками лагерю рахдонов. Сквозь просветы между повозками, я уже вижу их, они выскакивают из своих домиков на колесах и куда-то бегут, а оборону поверх передвижных стен занимают горские наемники. Горцев немного, может быть сотни три, но они задерживают нас, времени на осаду этого импровизированного укрепления нет и, вогнав шашку в ножны, бью Кызыл-Куша в бока, что-то кричу и пускаю жеребца вдоль деревянных бортов. Вот, одна из повозок стоит неплотно, наверняка это вход в лагерь, все правильно, откатили ее в сторону, впустили гостей, вошли, а за ними проход закрылся.
Резко натянув поводья, останавливаю своего гнедого, тот замирает, а я прыгаю вперед, на самый верх повозки. Здесь я не один, трое горцев против меня. Воины, судя по их виду, неплохие, вооружены хорошо, у каждого доспех, да и меня, чуть было сходу на пики не одели. Благо, что я не один и идущие следом за мной воины, бьют в них из арбалетов. Не меньше десятка болтов проносится рядом со мной, и только один из них попадает в цель. Передний вражеский воин падает на своих товарищей, тем самым выигрывает для меня время, потребное, дабы шашку из ножен вытянуть.
Некоторые опытные воины, с которыми довелось пообщаться, говорили мне, что шашка только для конного боя хороша, а против пехотинца не годится. Враки это все, опыт и умения нужны, а более ничего. Резко подавшись вперед, не давая противнику опомниться, секу стоящего напротив меня воина в шею, изгибаю кисть и тяну клинок на себя. Швирх! Голова наемника, не отрубленная, а скорее отпиленная, летит наземь. Другой воин, молодой и еще безусый парень немногим старше меня, несколько растерявшийся оттого, что увидел, хлопает глазами и замирает на месте, а я перехватываю свой клинок лезвием вперед и, с полуоборота, наношу ему сильный удар в лицо. Переносица его глубоко разрублена, видна белая кость, пока еще не закрытая кровью, все, и этот не жилец.
Рядом со мной появляются братья, которые не задерживаются на месте и сразу же спрыгивают внутрь вражеского лагеря, перепрыгиваю деревянный борт вслед за ними и на полусогнутых ногах приземляюсь на землю. Курбат и Звенислав уже бьются с пятеркой врагов, их клинки мелькают быстро и смертельно опасно. Здесь моя помощь не требуется, братья справятся и без меня. Я хватаю две длинные оглобли повернутые в сторону лагеря и тяну их на себя, напрягаюсь насколько могу, мышцы трещат, кажется, что вот-вот лопнут, но проход открыть надо в любом случае. Колеса повозки начинают медленно двигаться, и тут, мне на помощь приходит Длинный Лога, последовавший за нами вслед и решивший мне помочь. Дело пошло веселей и, в несколько секунд, тремя хорошими рывками, мы оттаскиваем клятую телегу в сторону.
Проход внутрь вражьего лагеря открыт и появляются воины, не нашего отряда, как я ожидаю, а матерые волки ведуньи Гойны, которая на белоснежной кобылице, без всякого оружия в руках, мчится впереди строя своих гвардейцев. Ай, хороша тетушка, волосы развеваются, лицо одухотворенное, как в трансе каком боевом находится, хоть сейчас с нее картину пиши. Ведунья и тридцать ее воинов несутся в центр лагеря, туда, куда убежали рахдоны, а вслед за ней, под охраной бойцов из штангордской спецгруппы «Молния» и эльмайнорских егерей, мчатся и жрецы Белгора, а только потом уже идут уже наши воители. Вместе с ними появляются и наши жеребчики.
— Круши гадов! Режь! Убивай! — вскочив на Кызыл-Куша и поднимая над головой шашку, кричу я. Чуть ослабляю повод и мой конек мчится вслед за ушедшими вперед жрецами и Гойной.
Как всесокрушающий ураган мы проносимся по узким проходам меж домиков на колесах, в которых жили жрецы Ягве. Слева и справа нам наперерез разрозненными группами бросаются горцы, свистят стрелы, кто-то хрипит, падает, и кровавая муть накрывает меня с головой. Действую я только согласно родовых инстинктов, определяя врага по угрозе, удар шашкой вправо, мечник упал, с перевязи чересседельной метательный нож летит влево и стрелок, засевший на крыше, роняя свой лук с уже наложенной на тетиву стрелой, летит головой вниз.
Бой выносит меня на небольшую площадку в центре лагеря, и я влипаю в самое настоящее столпотворение, где сотни людей, в давке режут друг друга. Даже звери не проявляют такого ожесточения в схватке, и только человек, способен с неистощимой яростью рвать другого человека. Кровавый туман рассеивается, меня стискивают со всех сторон другие всадники, сотни криков и стонов, звон оружия и ржание раненых лошадей на небольшом пространстве земли, на котором кипит смертельный бой, создавали такую какофонию, что можно было, и оглохнуть на некоторое время. От этого невыносимого шума я и прихожу в себя.
Осматриваюсь и понимаю, что все действие вертится вокруг большого алтаря в центре площади. Именно здесь скопились рахдонские жрецы, которые затянули какой-то рваный речитатив, прорывающийся даже через грохот боя. Гойна и адепты Белгора находятся на другом конце схватки, и что-то выкрикивают в сторону своих противников. Ладно же, решаю я, подсобим своим, отгибаю ногами и руками всадника, которой прижал меня и снимаю с крюка арбалет. Отлично, стопор не сорвало, механизм заряжен и болт по дороге не потерян. Вскинув приклад к плечу, приподнимаюсь на стременах и выцеливаю старца с длинной рыжей бородой и черном расшитом звездами балахоне, который у рахдонов за фокус силы стоит, и нажимаю на спусковой крючок. Стальной болт проносится над головами сражающихся и ударяет жреца в грудь, он хватается за нее руками и падает лицом вниз. В тот же самый миг, на месте алтаря вспыхивает огонь, не красный, каким ему быть положено, а фиолетовый. Пламя тянет свои длинные языки ввысь, расширяется и втягивает в себе всех стоящих вокруг. Попытался поворотить жеребца, как-то выбраться из свалки, но бесполезно, застрял я крепко.
Тем временем, фиолетовый костер резко и неожиданно схлопнулся сам в себя. Раздался громкий звук, как если бы сотни пороховых праздничных шутих взорвались, и что-то упругое, сильно ударило в меня. Лошади и люди, все кто находился в этот момент на площадке перед алтарем, попадали и повалились один на другого. Только мы с Кызыл-Кушем остались стоять на месте. Впрочем, совсем уж легко я не отделался, оторванная этой ударной воздушной волной, голова рахдонского жреца, подобно ядру из баллисты пронеслась над полем сражения и по касательной врезалась в мою бедную головушку.
Очнулся я вскоре, хорошо, когда близкий тебе человек, обладающий даром природной магии, находится рядом, так что когда я открыл глаза, то первым делом увидел над собой лицо Гойны-ведуньи, которая проворчала:
— Ну, вот, очнулся, а то лежит здесь, отдыхает. Кто я, узнаешь меня?
— Гойна, — прошептал я, в голове гудело, в глазах двоилось, во рту была сухость неимоверная, но соображал я без задержек.
— Кто ты?
— С утра Пламеном звали, — попытался я улыбнуться, но у меня это не получилось.
— Уже неплохо, — удовлетворенно кивнула тетушка, которая была всего на четыре года старше меня. — С разумом проблем нет. Теперь попробуй встать.
Облокотившись на жесткий топчан, приподнялся и сел. Огляделся по сторонам и, судя по всему, находился я в казарме горских наемников, обстановка убогая, ряды трехъярусных деревянных кроватей и запах сотен немытых тел, который просто въелся во всю окружающую меня обстановку. Как говорится, все признаки на лицо.
— Как самочувствие? — задала следующий вопрос Гойна.