– Чего тебе? – строго спросила женщина.
– Ма, – сказал подросток, – дай денег на бензик…
– Ну, да! – женщина поправила очки. – Сейчас! Разбежалась!
– Ну, ма!.. – возмутился пацан.
– Что «ма»?! – она с грохотом отодвинула стул и встала. – Что «ма»? Ты вчера у отца выклянчил на полный бак! Где он? Прокатал со своими… как их там… Ладно б сам! Весь поселок на твоем драндулете гасает!
Кровник посмотрел на часы.
– Ну, ма!.. – проныл пацан.
– Ну что – «ма»?! – она полезла куда-то в тумбочку, достала большую хозяйственную сумку и водрузила ее на стол.
– «Ма»… – женщина копалась в сумке, – пусть тебе твои эти… как их там… бензин покупают…
Она извлекла из кожзаменительных недр потертый кошелек. Лицо парниши прояснилось.
– Миша, – спросила она, – ты обедал?
– Да! – сверкнули из мотоциклетного шлема глаза. Кровник понял, что Миша вряд ли даже завтракал.
– Все! – строго сказала женщина. – Все! Это последний раз! Больше ни к отцу, ни ко мне не подходи до зарплаты, ты понял?
Пацан кивнул, глядя на кошелек.
– Сколько там? – ворчливо спросила женщина.
– Семь.
– Семь… – пробурчала женщина, – Не семь, а пять…
Она расстегнула кошелек. Стала отсчитывать вслух:
– Два, три, четыре…
Брови Кровника ползли вверх. Он смотрел на пять предметов, которые женщина один за другим выкладывала на стойку.
Пять нарезанных из желтоватой бумаги прямоугольников с круглой печатью и чьей-то размашистой подписью.
– Пасиба, ма! – пацан сгреб их и побежал к выходу.
– Спасибо… Денег на тебя не напасешься! – крикнула она сыну вслед.
– Ммм… – сказал Кровник, – простите…
– Да?.. – женщина обернулась.
– Простите, – повторил он и показал пальцем на кошелек, который она все еще держала в руках, – это деньги?
– Да… – женщина смотрела на Кровника.
– Это же винные этикетки? Разве нет?.. – настороженно спросил он.
– Да, – кивнула она. – С печатью нашего поселкового совета… а что? У нас хоть так… а вон в Пуще там вообще под запись в магазине уже год, все равно что в войну, мы еще…
Кровник глянул на часы и полез во внутренний карман куртки.
– Так! – сказал он и достал небольшой, туго набитый пакет. Надорвал зубами непромокаемую упаковку и вытащил зеленоватую купюру с цифрой «100».
– Вот, – он положил купюру на стойку перед женщиной. – Знаете что это?
Женщина, открыв рот, посмотрела на банкноту, на него, на банкноту и снова на него.
– Это сто долларов, – сказала она.
– Ваши,– он двумя пальцами подвинул деньги к ней. – А я прямо сейчас говорю с Москвой. Да?
– Вы что? – женщина медленно опустилась на стул. Она выглядела испуганной. – Вы что? Это же много! Это поменять даже негде сейчас! В город надо ехать… И где я вам сдачу возьму? Вы с ума сошли?!
– Это много, да, но! – Кровник смотрел прямо в ее глаза, превратившиеся из блюдец в тарелки. – Но мне нужно срочно поговорить с Москвой. Прямо сейчас. Вы мне связь – я вам эту денежку. Никакой сдачи. Она вся ваша. Поменяете потом на свои фантики и положете в кассу сколько нужно…
Он придвинул бумажку еще ближе:
– Бизнес, понимаете? – доверительно сказал Кровник. – Деловая сделка. Не позвоню сейчас – потеряю в тыщу раз больше, понимаете?
Женщина кивнула.
Обрывки голосов. Статические грозы. Звуки телефонного космоса.
– Да… – недовольный мужской голос в трубке. – Слушаю.
Как далеко. Кажется, что этот невыспавшийся мужчина сейчас где-то на Луне.
Кровник зажал обе ноздри.
– Добрый день, Сергей Алексеевич, – сказал он в трубку, – это вас со склада беспокоят. Вчера путаница вышла. Груз ваш не туда отгрузили. Но сегодня все нашли. Все согласно накладной.
Пауза.
– Ты с ума сошел, – сказал Паршков. – Номер слушают с утра до вечера.
– Понятно.
Он чувствовал, что спокойствие дается Паршкову с трудом.
Треск и шорох на линии.
– Груз у тебя?
– У меня.
– Фухххх!.. – Кровник услышал, как Паршков облегченно перевел дух. – Все в порядке? Иванов дал инструкции?
– Иванов не успел, он мертв. Вся группа мертва. Груз у меня. Пара царапин, в остальном все в порядке.
– Ранения? – встревоженно спросил Паршков. – Что-то серьезное?
– Нет никаких ранений… – Кровник смотрел сквозь стекло на вошедшего с улицы почтальона с сумкой, – пара ушибов. В остальном чувствую себя прекрасно. Как в санатории…
– Причем тут ты… – сказал Паршков. – Как груз?
– Что там ему будет, этому чемодану, он бронированный…